Лицо старика выражало почти что ненависть; такое же выражение появилось на лице сына.
Казалось, попади неосторожный прохожий под двойную молнию их взглядов, он был бы испепелен.
— Берегитесь, отец! — крикнул молодой человек дрогнувшим голосом, качнув головой.
— Шпагу в ножны! — вновь приказал дон Руис.
— Сначала опустите палку, отец!
— Повинуйся, несчастный, я приказываю тебе!
— Отец, — пробормотал сын, покрываясь смертельной бледностью, — уберите палку, иначе, клянусь Богом, я дойду до крайности.
Затем, обернувшись к дону Рамиро, он добавил:
— Не удивляйтесь, дон Рамиро: я могу одновременно иметь дело с палкой старика и со шпагой повесы.
— Вот видите, сеньоры! — воскликнул дон Рамиро. — Как же мне быть?
— Делайте то, что велит вам отвага и оскорбление, нанесенное вам, сеньор дон Рамиро, — отвечали, отходя, зрители, явно не желая дольше присутствовать при поединке.
— Неблагодарный! Негодяй! — неистовствовал дон Руис, занося палку над головой сына. — Неужели и твой соперник не может научить тебя, как должно сыну держать себя перед отцом?
— Ну нет, — отвечал дон Фернандо, — ибо мой соперник отступил из-за трусости, а трусость я не ставлю в число добродетелей.
— Тот, кто воображает и говорит, что я трус…
— Он лжет, дон Рамиро, — перебил старик, — трусом надо назвать меня, но никак не вас.
— Да скоро ли мы с этим покончим? — прорычал Фернандо (так он рычал, сражаясь с дикими зверями).
— В последний раз повторяю, негодяй, повинуйся, вложи шпагу в ножны! — воскликнул дон Руис с угрозой.
Было ясно: если дон Фернандо не послушается тотчас же, позора не избежать — палка опустится на его голову.
С молниеносной быстротой дон Фернандо оттолкнул дона Руиса и, сделав искусный выпад левой рукой, правой пронзил руку дона Рамиро, медлившего с защитой.
Дон Рамиро удержался на ногах, зато старик упал — такой сильный удар был нанесен ему прямо в лицо.
Зрители в ужасе вскрикнули, и было от чего: сын дал пощечину отцу!
— Расступитесь, расступитесь! — вскричал дон Фернандо и бросился поднимать цветы, лежавшие на земле. Он подобрал их и спрятал на груди.
— Да обрушатся на тебя небеса, нечестивец! — простонал дон Руис, приподнимаясь, — да, пусть не люди, а Небо покарает тебя, ибо ему принадлежит возмездие за оскорбление, нанесенное отцу.
— Смерть ему! Смерть ему! — в один голос крикнули дворяне. — Смерть нечестивому сыну, ударившему отца!
И все, выхватив шпаги, окружили дона Фернандо.
Раздался лязг — одна шпага отражала натиск целого десятка, а немного погодя Сальтеадор с горящими глазами и пеной на губах проскочил сквозь толпу, как загнанный вепрь проскакивает сквозь свору, неспособную его остановить.