Отон-лучник. Монсеньер Гастон Феб. Ночь во Флоренции. Сальтеадор. Предсказание (Дюма) - страница 305

Мерседес упала на колени и, простирая к королю дрожащие руки, воскликнула:

— О государь, государь, вас послал сам Господь Бог! Слушайте же, вам я расскажу обо всем.

XXX

ИСПОВЕДЬ

Услышав первое признание Мерседес, король вздохнул с облегчением.

— Я слушаю, — произнес он, как всегда, отрывистым и властным тоном.

— Государь, — тихо сказала Мерседес, — то, о чем я вам поведаю, женщине выговорить трудно, хотя, право, я далеко не так виновна, как это кажется с первого взгляда. Но будьте снисходительны хотя бы в словах, умоляю вас, иначе я не смогу продолжать.

— Говорите, донья Мерседес, — отвечал дон Карлос чуть мягче, — и знайте: тайна, вверенная священнику, не будет так свято хранима, как та, что вы сейчас доверите своему королю.

— Да будет с вами милость Божья, государь, — промолвила Мерседес.

И она провела рукой по лбу, но не для того, чтобы сосредоточиться и все вспомнить, ибо легко заметить, что она жила воспоминаниями, — нет, лоб Мерседес увлажнился от волнения, охватившего ее.

— Государь, я воспитывалась вместе с сыном друга моего отца; брат с сестрой и не подозревали, что на свете существуют иные чувства, кроме родственной нежности; но вот наши родители, которых все считали неразлучными друзьями, рассорились, что-то не поделив.

Это еще не все: ссора повлекла за собой денежную тяжбу. Кто был прав, кто не прав? Не знаю; известно одно — отец выплатил требуемую сумму, покинул Севилью, где мы жили, и переехал в Кордову — подальше от бывшего друга, а ныне смертельного врага.

Разрыв между отцами разлучил и детей.

Мне было в ту пору лет тринадцать; тому, кого я звала братом, было семнадцать: прежде мы никогда не говорили друг другу о любви, пожалуй, и не думали об этом, пока из-за нежданной внезапной разлуки мы не поняли, что происходит в наших душах.

Мы изнывали от тоски, наши сердца обливались кровью — дружба, разбитая рукой наших родителей, превращалась в любовь.

Тревожило ли их это? Думали ли они о том зле, что причинили нам? Вероятно, они и не подозревали о нашем чувстве, а если бы даже и знали, ненависть их была так сильна, что им было безразлично, как все это отразится на нас, на нашей любви.

Итак, теперь обе семьи были разделены и ненавистью и расстоянием. Но при последнем свидании мы поклялись друг другу, что ничто не сможет нас разлучить.

И правда, какое было дело нам, бедным детям, что росли вместе с рождения, до ненависти наших родителей! Ведь целых десять лет нам повторяли неустанно: "Любите друг друга". И так ли велика была наша вина, когда мы ослушались внезапного приказа: "Возненавидьте друг друга".