Отон-лучник. Монсеньер Гастон Феб. Ночь во Флоренции. Сальтеадор. Предсказание (Дюма) - страница 366

— А! Вы требуете ответа от имени убийцы, от имени головореза, от имени вора? — в отчаянии воскликнул президент.

— Прошу не забывать, сударь, — заявил молодой человек, — что вы вольны мне ответить "да" или "нет".

— А значит, я волен вам ответить "да" или "нет"?

— Вне всякого сомнения.

— Ну что ж, скажите вашему шотландцу, — прорычал президент, выведенный из себя самим хладнокровием собеседника, — скажите вашему шотландцу, что есть такой человек, по имени Антуан Минар, один из президентов суда, тот самый, кто лично осудил на смерть Анн Дюбура, и что этот президент не отступает от своего слова, и это он вам докажет завтра.

— Ну что ж, сударь, — без единого жеста и без малейшего намека на проявление чувств произнес Роберт Стюарт, повторяя почти те же самые слова, которые сейчас только были ему сказаны, — знайте же, что есть такой шотландец, тот самый, кто осудил на смерть господина Антуана Минара, одного из президентов суда, и что этот шотландец не отступает от своего слова, и это он вам докажет сегодня.

Произнося последние слова, Роберт Стюарт, сунувший правую руку под плащ, вынул один из пистолетов, бесшумно взвел курок и, прежде чем у кого-либо мелькнула мысль ему помешать, быстрым движением прицелился в г-на Минара, находившегося по другую сторону стола, — иными словами, почти в упор, и нажал на спуск.

Господин Минар опрокинулся навзничь вместе с креслом. Он был мертв.

Если бы на месте семьи президента оказалась какая-нибудь другая, она бы, без сомнения, постаралась схватить убийцу; но тут ничего подобного не произошло: все родственники убитого президента помышляли только о собственной безопасности — одни кинулись в буфетную и стали испускать оттуда отчаянные крики, другие залезли под стол и боялись даже подать голос. Воцарилось всеобщее смятение, и Роберт Стюарт, в определенном смысле оставшийся один в этой столовой, откуда, казалось, все скрылись по тайному ходу, медленно удалился поступью льва, как сказал Данте, причем никто и не подумал воспрепятствовать ему.

Было около восьми часов вечера, когда Роберт Стюарт вышел из дома метра Минара и в одиночестве вернулся на Старую улицу Тампль, которая в ту эпоху становилась ближе к ночи еще пустыннее, чем она выглядит сегодня, и произнес два выразительных слова, имея в виду тех двоих, что были им убиты:

— Уже двое!

Он не считал того, кого уложил на берегу Сены: то была расплата за друга — Медарда.

Оказавшись перед ратушей — иными словами, на Гревской площади, где казнили приговоренных, — он машинально обвел глазами это место, где обычно ставили виселицу, а потом подошел поближе.