Самуила, неисправимого скептика и насмешника, можно было бы упрекнуть во многом, но уж недостаток дерзости никак не входил в число его пороков. Юлиус почувствовал себя оскорбленным, заметив, как он с видом хладнокровного фата устремил беззастенчивый взгляд на пленительную девушку и обратился к ней с такими словами:
— Нам следует попросить у вас прощения, фрейлейн.
Сегодня утром мы помешали вам продолжать урок, который вы давали своему племяннику. С нашей стороны было очень глупо вести себя так.
— О, это пустяки, мы уже заканчивали, — сказала она.
— Я не мог сдержаться от возгласа изумления. Вообразите, мы ведь едва не приняли за колдунью ту девушку, что привела нас сюда. Ее наряд, ее козел, эти молнии, при свете которых она нам явилась, — все наводило на такую мысль. И вот, заснув с этой догадкой, мы просыпаемся поутру, раскрываем окно и что же видим? Козел превратился в прелестное дитя, а ведьма…
— В меня! — подхватила Христиана с задорной, а возможно, и насмешливой улыбкой.
И, обернувшись к Юлиусу, напустившему на себя солидный, сдержанный вид, она спросила:
— А вы, сударь? Вы тоже приняли меня за колдунью?
— Не без того, — признался Юлиус. — Право же, не совсем естественно быть настолько красивой.
Если слова Самуила вызвали у Христианы усмешку, то при этой фразе Юлиуса она покраснела.
Он и сам тотчас оробел, опасаясь, что позволил себе слишком много, и поспешил обратиться к ребенку:
— Лотарио, скажи, а ты хотел бы поехать с нами в университет?
— Сестрица, — мальчик повернулся к Христиане, — а что это значит — университет?
— Это такое место, где вас научат всему на свете, дитя мое, — весело отвечал вернувшийся пастор.
Тогда малыш с важной миной сказал Юлиусу:
— Мне незачем ехать с вами, потому что вместо университета у меня есть сестрица. Христиана все знает, сударь: она и читать умеет, и писать, и музыке училась, а еще она говорит по-французски и по-итальянски. Я никогда ее не покину. Ни за что на свете.
— Значит, вы куда счастливее нас, мой любезный малютка, — вмешался Самуил, — поскольку нам с Юлиусом, увы, пора уезжать.
— Как?! — воскликнул пастор. — Неужели вы не подарите мне даже одного этого дня? Вы не останетесь поужинать с нами?
— Тысяча благодарностей! — отвечал Самуил. — Но наше присутствие в Гейдельберге сегодня вечером совершенно необходимо.
— Да, но ведь по вечерам не бывает ни занятий, ни перекличек.
— Нет, но долг, призывающий нас туда, еще гораздо серьезнее, и Юлиусу это хорошо известно.
— Предлагаю полюбовное соглашение, — просительно улыбнулся священник. — Гейдельберг всего-навсего в семи-восьми милях от Ландека. Вы прекрасно успеете туда, если выедете отсюда в четыре, да и лошади ваши тем временем отдохнут и жара спадет. Я вам ручаюсь, что вы прибудете на место еще до темноты.