белые фары сменяются красными габаритными,
эквалайзеры магнитол надрезают бритвами
темноту; этот город проникнут ритмами —
он смеётся нами
поёт нами
говорит нами,
его голос продет через нас, как нить.
если он засыпает – то стойки мятыми пятисотками;
тычет в бога антеннами, башнями и высотками,
спит со старыми стриптизёрами, пьёт с красотками, —
мы из этого города выплавлены и сотканы
и ни в чём не можем его винить
вечная простуда – в меню всё выглядит так изысканно,
но несёт ментолом и эвкалиптом из каждой миски на
дымной кухоньке – хвойный стейк, чабрецовый мусс, —
поцелуи пьяного мальчика пахнут виски, но
оскорбительно
аскорбиновые
на вкус
этот город только и занят тем, что продать пытается
все билеты на стадион, где проводят таинства —
каждый больше всего боится, что вдруг останется
только наедине с собой; все так быстро старятся,
чтобы спиться, распасться, не соблюдать режим
мы купаем руки в его дымах, мы ступаем в месиво
его крови, слюны и спеси, и нам тут весело, —
это город-с-ад, и как славно, что видно весь его
с той кровати, где мы лежим