– Не уходите, – неожиданно попросила она. – Вы можете остаться?
Сидя под деревом, кажется, под елкой, – в темноте было не так уж просто это выяснить наверняка – я медленно раскручивала в памяти маховик, неспешно, ибо куда мне было торопиться ночью в темном лесу. Я вспомнила, как мы сидели с Черной Королевой на подоконнике и смотрели на запыленный город и как она спросила меня, как я справляюсь с чувствами, которые нужно проигнорировать. И потом она призналась мне, что ей нравился один человек. Даже больше, чем нравился.
Один человек. Мой человек.
– Она не знала тогда, что он твой человек. Почему ты не сказала ей? Что ты вечно проверяешь на прочность? Жизнь? Себя? Игоря? Ну ты и дурища у меня, вот уж действительно все очень плохо… – звенел в голове голос моей матери. Я разозлилась. Какого черта мое вечно неуверенное в себе подсознание не оставляет меня в покое даже тут, когда я пропадаю в неизвестной тайге. Мне холодно, я вся дрожу, у меня наверняка будет воспаление легких, к тому же я голодна и напугана. Дожить бы до утра. Хоть бы волк какой пришел, было бы не так скучно, не пришлось бы раздумывать о своей жизни.
Я никогда не думала, что может быть так холодно в лесу летом. Да, ночь. Да, влажность в этой части леса была высокой, где-то недалеко было какое-то болото или речка? Я задумалась. Да, я не знаю, как я сюда попала, не понимаю, отчего у меня ломит все тело и болит нога, но знаю, что нужно придумать, чтобы выбраться отсюда. Я должна найти способ, с помощью которого сведу воздействие паники к минимуму. Панику никуда не денешь, я чувствую ее каждую минуту, даже когда мне кажется, что ничего уже я чувствовать не могу. Она мешает мне принимать решения. Я боюсь далеко уйти от поляны, где очнулась, потому что я все еще надеюсь, что меня будут искать и найдут. Я не хочу идти дальше в чащу, потому что знаю, что люди способны неделями ходить по лесу кругами, лишая себя последних шансов на спасение. Я знаю, нужно что-то делать, нельзя сидеть на месте и ждать, когда я замерзну или меня покинет сознание. Нужно включить мозг.
Что бы сделала Китнис Эвердин на моем месте?
Я заставила себя подняться и оглядеться. Темнота стала какой-то не такой явной, не такой концентрированной, глаза каким-то образом адаптировались к окружающей действительности. Вода. Китнис Эвердин в первую очередь озаботилась тем, чтобы обеспечить себя питьевой водой. Я же поступила наоборот, в смысле, принялась плакать, чем наверняка привела водный баланс в окончательную негодность. Черт, о таких вещах нужно было думать, пока еще не зашло солнце. Теперь, в полнейшей темноте, я вместо воды наверняка найду себе неприятности и ничего больше. Я подумала вдруг: «Дорогуша, тебе придется просидеть тут, под елкой, всю ночь до рассвета». От этой мысли мне стало так жутко, что захотелось рыдать снова, и черт с ним, с водным балансом. Холодно. Я принялась растирать ноги ледяными ладонями. Я почти не чувствовала ни то ни другое. Интересно, что лучше – не спать всю ночь или уснуть, рискуя оказаться съеденной волками. Еще неизвестно, есть ли тут вообще волки. Я прислушалась. Ночью тишина стала еще ярче, объемнее. Сквозь деревья я увидела, что на густом черном небе сияет огромная круглая луна. Полнолуние, ведьмино время. Господи, как же меня сюда занесло! Вода, вода, нужно мне ее искать прямо сейчас или можно дожить до более светлого времени суток? И сколько придется доживать? И что еще я знаю о жизни в лесу? Что можно питаться кореньями и ягодами, но я понятия не имею, какими именно. Я помню, как мама рассказывала нам с Лизаветой на даче, что нельзя есть волчью ягоду, умрешь. Что нельзя есть ничего, что не знаешь точно. Что опасно есть чернику из ведра, потому что она – на варенье, на пироги. Что сыроежки зовут так вовсе не за то, что их можно лопать сырыми. Их можно солить, не отваривая. А остальные грибы нужно отваривать.