Артиваль в Вечности семнадцать лет, тридцать два года назад её маленькую увезли из этого замка, и она больше никогда не появлялась в нём, а в её комнате все оставалось на своих местах и казалось, что сейчас распахнется дверь, и я услышу веселый детский голос: "Нянюшка, мне нужно переодеть платьишко, я испачкалась в песке". Наваждение было столько велико, что я не выдержала и пряхнула головой, чтобы оно исчезло, а затем покинула покои.
Кроме них, на третьем этаже располагалось ещё несколько комнат, заглянув в одну из них, мы увидели спальню, на тумбочке рядом с кроватью стоял портрет молодой красивой пары, я подошла, взяла в руки и опустилась без сил на кровать. На меня смотрели молодые Уна и Эдвард Тримееры, в рисованный портрет художник вложил столько души, что казалось, ещё мгновение, и они заговорят, поздороваются со мной и спросят, что я делаю в их спальне.
- Чарльз, а что здесь никто после их исчезновения не останавливался? - спросила я, выходя в коридор.
- Если я правильно понял, Брюс останавливается в гостевых покоях второго этажа, - пояснил он, - а здесь выходит всё осталось так, как было при Уне и Эдварде.
Мы сделали шаг к лестнице, чтобы спуститься на второй этаж, как внезапно перед нами, в стене, где только секунду назад не было ничего, неожиданно появилась дверь и стала открываться. Я чуть замешкалась у портретов предков в коридоре, а когда подошла к комнате, на пороге стояли Чарльз и лорд Андреас, они пропустили меня внутрь, где уже были Шерлос и Гвен.
Черные от многовековой грязи окна, с трудом пропускающие свет, пыль, лежащая на всех вещах, находящихся в комнате: на кровати, на столе, стуле и толстым мягким ковром на полу.
- Это комната Эллана Блэкрэдсана, много веков назад скрытая от человеческих глаз Региной рода - Уной, - произнесла я, - она открывалась только дважды, насколько мне известно. Первый раз для матери Эллана, а второй раз, лет пятьдесят назад, для Уны, моей бабушки.
- Но почему она открылась сейчас и для нас? - задал вопрос Шерлос.
- Мы потомки, прямые потомки Эллана. Шерлос, Гвен за порог, - потребовала я и когда они вышли, Видана Тримеер со всей силы надавила на ладонь, обожженную вчера кольцом Белой ведьмы и, закрыв глаза, вызвала образ мужа. Два вида боли - физическая и душевная сплелись воедино, слезы ручьем потекли по щекам и застучали по полу, а через некоторое время я услышала шипение, раздающееся по комнате. Сколько это продолжалось, не знаю, только в какой-то момент мне на плечи легли руки дяди.
- Достаточно родная, открой глаза и посмотри на результаты своих действий, - раздался его успокаивающий голос, - я не знаю, как ты узнала об этом, очень древний способ сжигания негатива, о котором сегодня мало кто знает.