Мысленно я опять вернулся к вопросу, который задавал себе вчера. Как меня зовут? Я попытался вспомнить, о чем я думал в тот момент, когда мне в голову пришли имена известных людей. Но в этот момент ход моих мыслей был прерван появлением доктора Минора.
Изучив мою историю болезни, он кивнул мне и спросил:
— Как вы себя чувствуете сегодня? Лучше?
Я просигнализировал, что да.
— Я вижу, что вы как раз завтракаете, — сказал он, взглянув на бутылку с глюкозой.
Это была старая больничная шутка.
В комнату заглянула мисс Пирсон. Врач кивнул ей, и она исчезла. Через несколько минут вошел приземистый широкоплечий темноволосый человек со спокойным, внимательным лицом и посмотрел вопросительно на доктора Минора.
— Ну что, вы разрешаете, доктор?
— Да. Но он не может говорить. Я разрешаю беседовать с ним только при том условии, что вы не будете пытаться заставлять его разговаривать.
Темноволосый человек кивнул и посмотрел на меня совершенно безучастно. Потом он долго рылся в карманах и извлек наконец мятую пачку сигарет. Все так же безучастно рассматривая меня, он сунул сигарету в рот, но не зажег ее. Наконец он сказал:
— Меня зовут Сантини. Я детектив из Восьмого полицейского участка. Мне нужно задать вам несколько вопросов. Доктор сказал мне, что вы можете сигнализировать мне «да» или «нет». Мне достаточно этого. Итак первый вопрос: Знаете ли вы, кто вы?
Нет.
— Вы помните что-нибудь?
Нет.
— Вы ранили себя сами? Помните ли вы это?
Нет.
— Вы знаете, что у вас была тысячедолларовая банкнота с собой. Вы помните, откуда она у вас?
Нет.
Я не знал, что у меня была тысяча долларов. Теперь я понял, почему оказался в двухместной палате и почему такое светило как доктор Стоун сразу же сделал мне операцию. Ведь обычно пациентам, которых привозит полиция, не уделяют столько внимания.
Значит, у меня было 1000 долларов. Сантини внимательно следил за моей реакцией и пытался определить по выражению моего лица, как это сообщение подействовало на меня. Но мое лицо осталось бесстрастным.
Сантини вынул незажженную сигарету изо рта, повертел ее в руках и снова засунул в рот.
— Согласитесь, что не часто приходится находить на улице человека с перерезанным горлом. Особенно если на нем из одежды только пара ботинок, — сказал он, ни на кого не смотря.
Вдруг он пристально посмотрел на меня. Он производил впечатление человека очень эмоционального и безжалостного. Его карие близко посаженные глаза смотрели на меня холодно и неприязненно, во взгляде читалось любопытство и тщательно скрываемая ярость.
Я посмотрел на него и остро почувствовал его враждебность по отношению ко мне. Но я никак не мог себе этого объяснить. Этот человек представлял для меня опасность, но я никак не мог понять почему. Мне было совершенно непонятно, чем могли его заинтересовать мои личные проблемы. Ведь в конце концов жертвой был я. Может быть, я сам себя ранил, но даже если и так, разве это касалось его каким-нибудь образом?