Подойдя к машине, Степан прислонился к броне танка. Провел рукой по рассеивателю уцелевшей фары, стирая налет грязи со стекла. Танк хмуро наблюдал за человеком через узкий глаз триплекса в люке механика-водителя. Сколько людей уже успело подержаться за его рычаги, испытать азарт управления боевой машиной, и со всеми ними БТ старался щедро делиться своей силой. Его мотор уверенно разгонял броневую коробку корпуса, пружины подвески надежно проглатывали ухабы и выбоины, влетавшие под гусеницы. Тонкий ствол пушки всегда был готов отправить в противника раскаленное жало снаряда. Вот только для всего этого нужна была воля человека управляющего машиной. Человеческие руки должны были двигать рычагами, крутить рукоятки наводки, тянуть спусковой крючок. Только во взаимодействии человека и машины рождалась полноценная боевая единица. А когда один из компонентов этой системы, стоит, глядя в никуда — только и остается "бетушке", молча и терпеливо ожидать решения своего командира.
Степан еще раз обошел машину, внимательно вглядываясь в следы пулевых росчерков, испятнавших броню башни и корпуса танка. Покачал рукой ролики на ведущих звездочках, поморщился при виде основательно потрепанной резины грузошин на опорных катках, счистил палкой комья грязи с корпусов бортовых передач. Залез на крышу моторного отделения, проверил уровень воды, масла, и запас топлива в баке, как если бы готовил танк к большому походу. Умом, он, конечно, понимал, что тянет время, пытаясь отдалить принятие неизбежного решения, но знакомая работа успокаивала, позволяла не думать о случившемся. Наконец, осмотр машины был завершен. За исключением, малого количества топлива в баке, ничто не мешало продолжать движение. Конечно, по регламенту, полагалось еще смазать солидолом бронзовые втулки балансиров, но с этим можно было и подождать.
Коленчатый вал двигателя, повинуясь усилию, передаваемому через шестерню электростартера, провернулся раз, другой, искра проскочила через электроды свечей, и мотор завелся. Сизый дым с хлопком вырвался из пробитого корпуса глушителя и начал растекаться во влажном воздухе, окутывая танк мутным облаком. Мелко задрожала вода, накопившаяся в углублениях на крыше моторного отделения. Паничкин прогазовал двигатель, гоняя его на разных оборотах и выжав педаль главного фрикциона, включил заднюю передачу. Со скрежетом, шестерни коробки передач вошли в зацепление. Плавно отпуская педаль, лейтенант добавил газ, и танк рывками попятился назад, к дороге, с которой он свернул утром.
— Что же, раз уж попал в другое время, и война уже закончилась — нужно, все же, идти к людям и пытаться объяснить, кто я и откуда. Покажу документы, форму. Сначала, конечно не поверят. Уж больно история будет нереальная. Но, что есть, то есть — лучшего не придумать. Да и, похоже, за семьдесят с лишним лет, люди не слишком изменились. Вон, тот парень, с которым разговаривал на поле, особо мне и не удивился. Хотя, я, для него, как для меня, был бы — участник Крымской войны. Ну, где-то так по времени и выходит. Вот, смог бы я поверить встреченному человеку, что он, например, матрос, защищавший Севастополь вместе с адмиралом Нахимовым? Не знаю. Одежду можно сшить, документы подделать. А танк? Здесь, конечно уже другие машины, наверняка гораздо мощнее, чем мой БТ-2. Так, что, это тоже доказательство. Откуда, бы, я мог такую машину добыть? Тут, такие, наверно только на картинках или в музеях остались, как парусные корабли времен адмирала Нахимова, — так думал Степан, пока разворачивал танк на поляне и выезжал на дорогу. — Значит, решено. Еду к тем ребятам, что работают в деревне. То есть, на месте, где деревня была.