И она в который раз начинает отматывать перед нами назад киноленту своей жизни, сплошь состоящую из разочарований. Нажимать на стоп или покидать сеанс запрещено. Кара следует немедленно — убийственный взгляд черных глаз и исполнение любимого припева: вы меня не любите, вы ничего для меня не делаете, за что мне такое наказание?
Не хочет она никуда идти, это же надо одеваться, причесываться, а сегодня по телевизору Деррик. Но я проявляю настойчивость. Собираюсь отвести ее к «Жерару». Это небольшое бистро, владелец которого — мой приятель. Старый друг, объясняю я ей, так что тебе совсем необязательно быть при параде, тем более что я за тобой заеду, а потом отвезу тебя домой. Никакой опасности нападения на улице. Она стала жутко трусливой. При виде любого смуглого лица прижимает к груди сумочку, ускоряет шаг и последними словами кроет растущую преступность и правительство, которое открывает двери всяким проходимцам. Я знаю, о чем говорю! Ты только посмотри, что творится в пригородах! Сплошь черные и арабы! Хуже, чем в Нью-Йорке!
Вот уж не уверена. Впрочем, не желая ввязываться в спор, пропускаю ее слова мимо ушей и настойчиво повторяю приглашение. Почему-то мне вдруг показалось жизненно важным провести этот вечер праздника матерей с ней. В конце концов, ты моя мама, выдвигаю я последний аргумент. Как же ты можешь весь вечер пялиться на Деррика, если родная дочь зовет тебя в ресторан!
Она покорно вздыхает: ну ладно, если уж тебе загорелось…
Жерар усадил нас за лучший столик и предложил ей дегустационное меню, чтобы она попробовала все его фирменные блюда. Она смерила его недоверчивым взглядом — пытается обжулить? — потом, не в силах противостоять его дружелюбию, согласно кивнула.
— А если мы не доедим, можно будет унести остатки с собой? В Соединенных Штатах все так делают. Это называется у них doggy bags.
Она прекрасно знает, что во Франции делать так не принято, и вопрос задает с единственной целью — показать мне, что мы здесь не умеем жить. Что тут такого, в самом деле, если ты хочешь забрать с собой то, за что заплатил?
— Нет, мам. Здесь остатки оставляют на столе. И ты это знаешь ничуть не хуже меня.
Твердый и уверенный тон, каким я это произнесла, вверг ее в раздражение. Вообще во мне ее раздражает абсолютно все. Вот она заметила у меня на руке золотые часы и оживилась. Новые, да? Да, это подарок. Ничего себе подарочки, ну и везучая ты!
Да, мне действительно крупно повезло — главным образом в том, что владелец кафе оказался честным человеком и вернул забытые мной часы.