А ты остался. Рядом со мной. По-прежнему не глядя на меня.
— Не следует давать свой адрес кому попало. Вы ведь собирались его дать, верно? Свой адрес? Первому встречному…
Я кивнула утвердительно: ну да, наверное. Я была счастлива, что меня выбрали. Посмотрели на меня. Все равно кто — главное, что на меня посмотрели. И вдруг мне стало жутко стыдно. Стыдно за свою неразборчивость. Стыдно за свое одиночество, ставшее нестерпимым. Стыдно за то, что я готова променять его на любую компанию.
— Ну, а даже если и… — громко начала я.
— Если — что? — переспросил ты с подчеркнутой резкостью, которая всегда появляется в твоем голосе, когда ты не желаешь слышать банальности о доступности любви.
На этот раз в нем звучала такая грубая сила, что я подняла голову. И увидела тебя.
Я тебя увидела. Вернее, увидела то, что исходило от тебя, устремляясь ко мне. Горячую мощную волну. Я не различала твоих черт, не могла бы сказать, какого цвета у тебя волосы и какая у тебя фигура, худой ты или полный, высокий или низкий, брюнет или шатен, какие у тебя глаза — голубые или карие, какой рот — большой или маленький. Я увидела только чувство, которое возникло в тебе и направлялось ко мне. Длилось это всего мгновение. От твоего тела к моему прокатился флюид, и его теплый ток говорил: я знаю, кто вы, и знаю, что этот человек вам не нужен. Пожалуйста, не растрачивайте себя. Если вы меня не послушаетесь, мне придется присматривать за вами.
Ты стоял рядом со мной, серьезный и угрюмый. Почти враждебный. Негодуя на меня, совершившую преступление против себя, а может, против нас обоих. На твоем лице яснее ясного читалось, что отныне ты — за меня, что ты и доказал, заговорив с толстогубым и отправив его клеить других блондинок.
— Вы понятия не имеете, какие мысли бродят у мужчин в голове. Он мог решить, что вы — легкая добыча, что вам все равно, с кем… — сказал ты, опуская на меня взгляд.
Мы впервые посмотрели друг на друга.
И этот взгляд — тяжелый, собственнический взгляд — наполнил меня таким счастьем, что я невольно качнулась к тебе. Ты увидел во мне нечто стоящее и не желал, чтобы я делилась им с первым встречным. Ты требовал его для себя. Ты заявлял на него свои права, хотя не сделал пока ко мне ни единого движения.
Мне захотелось схватить тебя и сдернуть с пьедестала, на котором ты высился передо мной. Ты опять стал таким далеким…
Готовым уйти, почти не пряча своей поспешности.
Я пробормотала первое, что пришло в голову, лишь бы удержать тебя на месте. Лишь бы ты не исчез. Ты сделал мне слишком ценный подарок — не позволил поддаться незнакомцу, который, насколько ты мог судить о нем и обо мне, был меня недостоин.