– Ложися, рванёть! – крикнул Михалыч и метнул в сторону нападающего небольшой булыжник.
Человек на мгновение замешкался, что дало мне возможность наконец-то нормально прицелиться. Выстрел, нападавший дернулся… еще выстрел… я с трудом поднялся, не сводя с противника взгляда и давя на спуск, пошел вперед. Бах… Бах… Бах… Бах… Затвор встал на задержку, а я еще несколько раз впустую нажал на спуск…
– Сука! – сплюнул на еще дергающееся в агонии тело, стоять сил не было, я опустился на колени и пополз на четвереньках к Биму. Собака была уже мертва, поднял её на руки, и стоя на коленях, побрел к Михалычу.
– Ты как? – спросил я его, опустившись на валун, прижимая к себе и «баюкая» Бимку.
– Да, царапина, – Михалыч задрал грязную и вымазанную кровью рубаху, демонстрируя вспоротое на ребрах мясо. – Спас нас твой Бим.
– Да уж…
Со стороны хутора уже доносился отчаянный звон тревоги, а по дороге несся хуторской грузовик, из небольшого кузова которого чуть ли не вываливались вооруженные люди…
– Дай-ка, – протянул я руку, снял с пояса Михалыча радиостанцию и переключился на частоту форта, – Макс… Макс, ответь.
– На связи… Что случилось? Что за война?
– Наши победили… форт в ружье! Прочесать окрестности хутора и Макарыча вызови, пусть подтягивается сюда.
– Понял.
С СКСом в руке подошел Петр, хуторской водитель.
– Николаич, ты ранен?
– Вроде нет, глушануло только знатно, Михалыча вот в санчасть отвези.
– У тебя лицо все в крови.
– Да фигня, посекло слегка, – ответил я, поднялся и с Бимом на руках пошел к сараю, у стены которого был сложен инструмент, но остановившись, добавил: – Раз уж кавалерия прибыла, пусть цепью выстроятся и от конюшни лес прочешут.
– Понял.
– Внимательно, пусть все смотрят, лежки, возможные тайники, следы.
– Сделаем, Николаич.
Прихватив лопату, я прошел от птичника немного в лес, аккуратно положил Бима на траву. Выпрямился, посмотрев в безмятежное синее небо сквозь пышные кроны, вдохнул полной грудью, сморгнул навернувшиеся слезы и… вонзил лопату в землю.
Света плакала молча, по ее щекам катились слезы, а она обрабатывала мне исцарапанное каменной крошкой лицо. Мальчишки с перепуганными физиономиями сидели у печи и шепотом переговаривались, косясь в мою сторону, Алешка спал рядом с ними на топчане. Расположившись на лавке у окна в доме Михалыча, я наблюдал, как на улице каменным изваянием застыл Юра в полной боевой экипировке, чуть в стороне прохаживались еще двое его морпехов.
– Феденька! – баба Поля, что до этого тихо сидела у соседнего окна на табурете и теребила передник, бросилась к вошедшему Михалычу.