— Разве ты не понимаешь, что это…
— Нет, не понимаю. А теперь копы смотрят на меня, и я по их лицам читаю, что они думают. Ну не дура ли! Бойфренд предпочёл ей старуху. А мне этого не надо, так-то, Уилл. Мне не надо их жалости, я до последнего скрывала, а теперь они обо всём этом напишут в своих отчётах, и все об этом узнают. Все! Представляешь, что я сейчас чувствую?
— Ты не виновата, Мадлен.
— Выходит, меня ему было недостаточно? Меня ему было настолько мало, что он ещё и её захотел? Как же я могу быть не виновата? Я же любила его. У нас с ним было что-то хорошее. Вернее, мне так казалось.
— Нет, — возразил Уилл. — Дело не в тебе. Ну как ты не понимаешь? И с другой он поступил бы так же. Санто ушёл бы от кого угодно! Почему ты этого не видишь? Так уж он был устроен.
— Я ведь собиралась родить от него ребёнка. Его ребёнка! Я надеялась, мы будем… О господи, забудь.
У Уилла отвалилась челюсть. Кадан, конечно, слышал это выражение — насчёт челюсти, — но такого до сих пор не видел. Оказывается, Уиллу не было известно о ребёнке. Ну разумеется. Это было частное, семейное дело, а Уилл не член семьи и вряд ли когда-нибудь им станет. Уилл этого, кажется, не понимал. Даже сейчас.
— Ты могла бы прийти ко мне, — с запинкой произнёс он.
— Что? — удивилась Мадлен.
— Я бы… сделал для тебя что угодно. Я мог бы…
— Я любила его!
— Нет, — возразил Уилл. — Ты не можешь его любить. То есть не могла. Ну почему ты не видишь, каким был Санто? Ты придумала себе его светлый образ.
— Не смей так о нём отзываться! Не смей!
Уилл напоминал человека, который говорит на языке, по его мнению, понятном для его собеседницы, и вдруг обнаруживает, что она иностранка и ничего с этим нельзя поделать.
— Ты до сих пор его защищаешь, — изумился он. — Даже после того, что случилось.
— Я любила его, — всхлипнула Мадлен.
— Да ведь ты утверждала, что ненавидишь Санто! Это твои слова.
— Он меня обидел.
— Но зачем я тогда…
Уилл оглянулся по сторонам, словно только что пробудился. Посмотрел на Кадана, на цветы, которые принёс для Мадлен, и швырнул их в камин. Кадану понравился бы этот драматический жест, если бы в камине горело пламя, но поскольку огня в нём не было, то и эффекта старых фильмов не получилось.
В комнате стало тихо. Затем Уилл нарушил молчание:
— Я его ударил. Я бы как следует его поколотил, если б он только попытался мне ответить. Но он и не подумал. Не стал за тебя драться. А я ему двинул. За тебя, Мадлен.
— Что? — закричала она. — Да что ты себе вообразил?
— Санто оскорбил тебя, он был бабником, и его следовало проучить.