— Верно…
Я понял, что истинных его мыслей так и не добьюсь, и сказал:
— Кроме того, хотел тебе выложить, что управлять всей Россией из Петербурга нельзя; нужно устроить иначе все управление. Надо, чтобы разделили Россию на области и там бы управляли наместники царя и свои Думы.
Он прервал меня:
— Одна проклятая Дума, и той не надо…
— Погоди! Ведь с теми Думами будет возиться не царь, а наместники — тех и будут ругать; а царь будет только миловать, и его будут любить.
Распутин задумался.
— А он будет как управлять?
— Как прежде. Самодержавно. Он будет войну объявлять или мириться; он будет войсками командовать. И мужику будет легче: он будет выбирать ближайшее начальство.
— Верно. Но я всего хорошенько не пойму…
В это время пришли его звать, что, мол, всем без него скучно и что пришел князь Шаховской (тогда министр торговли).
— Надо идти. А что, ты говоришь, кажись, хорошо. Что-то Витя скажет? Я б ему сказал, да хорошо не разберу. Витя ведь умный, но хитрый. Не скажет, что думает. Ты приди ко мне завтра, никого не будет — поговорим.
На другой день часов в 9 вечера я пришел к Распутину. Он спал. Я с полчаса ждал. Пришел он растрепанный, заспанный. Сел, начали говорить, но разговор не вязался.
— Знаешь что: у меня есть хорошая мадера. Пойдем в столовую, выпьем.
— Идем.
С час сидели. Я молол вздор, он смеялся и подливал вина. Начали вторую бутылку. Как выпили по первой рюмке, он сказал:
— Ну, что же не говоришь о том, что намедни говорил? Аль раздумал говорить об этом Гришке? Напрасно…
— Я думал, ты забыл. И решил хорошей мадеры с тобой попить… Но — как хочешь… Ладно, буду говорить.
— Мне што! И так попить можно… Ты славный, с тобой весело. А мне што?.. Как выдумал что хорошее для «папы» (императора) и «мамы», скажи. А не хошь, так выпьем за их здоровие.
Я начал объяснять, в чем дело. Говорил долго. Сначала он не мог усвоить, потом вдруг по-своему мне объяснил, и довольно верно.
— Знаешь, все же жаль, что нельзя объяснить Вите… Он умный. Но по-своему переделает — так, что «папе» будет скверно… Нельзя ему говорить… Он часто мне скажет — кажется, хорошо… А подумаю: окажется, «папе» скверно будет, а Вите хорошо.
Наконец, когда мы кончили третью бутылку, Распутин спросил меня:
— А «папа» знает это дело?
— Нет, полностью не знает. Но в общих чертах ему сказали, и, говорят, понравилось.
— Так ему пока не говорить?
— Нет. Я скажу тебе, когда будет время… Тогда поможешь.
— Да я што?.. Только скажу, чтоб тебя послушал — послушает… Он умный. Сам разберет. А я што?.. Только благословить могу.
Я пожал ему руку. Вино его разбирало. Он встал, начал целовать меня и плакать. Я вывел его из столовой. Какая-то женщина нашлась, повела его вдоль коридора, отворила дверь. Пред тем, как выйти, он крикнул мне: