Не дождавшись от напарника ожидаемой реакции, Лёха сделал музыку погромче и сдвинул на затылок чёрную, шерстяную шапочку. Затем закатил глаза, и в такт музыке закачал головой.
– Круто ребята лабают! Да? Я просто тащусь от этого «Рамштайна»! Хоть и немчуры, а музон у них в самый раз для нашей адской работы, чтобы тут с тоски не сдохнуть! Верно, кореш?!
Пётр безразлично посмотрел в боковое окно, а Лёха, в такт музыке, стал ещё сидя пританцовывать. Не прекращая танцевать, он лихо развернул полегчавший мусоровоз и стал объезжать высокую гору мусора, чтобы вывернуть на главную дорогу. Пётр покосился на него. Ему стало любопытно: не станет Лёха ещё и рулём дёргать в так бешенного ритма ударника.
– Ничего так музицируют твои немчуры. Только больно уж громко это у них получается, да и слишком крикливо как-то. Мелодичности в их музыке никакой нет, – наконец произнёс он.
– Что б ты понимал в хард-роке. Это же самая что ни на есть супергруппа. Ещё в середине девяностых немцы её сколотили. Друган мне на днях новый диск из Берлина привёз. Он дальнобойщиком по Европам шлындает туда и обратно. Круто играют, да? Всё! Точняк, в дальнобойщики уйду! Поеду в Германию. Там ихних тёлок посмотрю, на концерт «Рамштайна» схожу. Поживу хоть малёк как человек, посмотрю, чем там цивилизованная Европа дышит! Не весь же век мне здесь у нас в дерьме копошиться. Ну что, насчёт баб-то решил? – со смехом спросил Лёха.
– По бабам я не ходок. Пойду я сегодня лучше железо в зале потолкаю. Больше пользы для тела будет, чем разных сучек драть! Неровен час, добро какое-нибудь от них подцепишь! Тогда точно, будет мне радости на всю оставшуюся жизнь! – потянувшись до хруста в костях, равнодушно ответил мусорщик.
– Да-а, куда тебе, Петруха, по бабам-то ходить! Они же тебя, как чумного все боятся! – расхохотался напарник. – Тебе с твоей рожей и будкой только в маньяки идти! Твою морду как кто-то в тёмном переулке увидит, так со страху сам все свои карманы повыворачивает. Даже пальцем тебе никого трогать не придётся! Во лафа была бы, а не работа! На худой случай, ты в охранники мог бы пойти. Никто к твоему подопечному ни за какие коврижки бы не полез, если, конечно, он на голову здоровый. Деньги бы к тебе сами рекой полились! А ты тут за какие-то гроши в дерьме копаешься! Мне бы твоё здоровье – я бы и минуты здесь не остался бы. Не пойму я тебя, Петруха, – что ты в этом мусоре-то хорошего нашёл? Или клад в дерьме найти надеешься?
Водила вновь расхохотался. Свет фар выхватил в сером, вечернем сумраке тёмные силуэты, громко пирующих ворон. Пётр машинально присмотрелся. Птицы орали во всё горло над горой мусора, на которой лежала их добыча. Видимо, падальщики нашли себе хорошую поживу и с радости так загуляли, что и про сон совсем забыли. Их было много. Так много, что даже вечер стал казаться ещё темнее от их чёрных крыльев. Запах поживы привлекал всё новых и новых ворон. Но её на всех не хватало, и они уже начали меж собой потасовку за кусок добычи.