Осенняя молния (Даркевич) - страница 181


— Кажется, я понимаю. Будь у той девушки другое имя, то у нас с ней могло что-то произойти? Ты это имеешь в виду? Извини, Леночка, но я так не думаю. Тут другое.


— Подожди. Тебе ведь не было неприятно?


— Неприятно не было. Но и приятного тоже не чувствовала. Пустое ощущение. С мужчинами так не бывает. Там либо сразу понятно — что он не твой, и тогда идет отторжение на всех уровнях. Либо наоборот.


— Оленька, ты просто еще не раскрылась. Тебя надо разбудить.


— А надо ли?


— Ты этого боишься?


— Нет…


— Ты этого не хочешь?


— Не знаю. Лена, я не знаю, честно!


— Может быть, тебе просто что-то мешает?


— Знаешь, мне иногда снится такое…


— Это приятные сны?


— …


— Ты молчишь?


— Думаю… Раньше мне было стыдно перед собой, когда просыпалась. Сейчас уже нет… Но…


— У меня все происходило точно так же. Только немного раньше, чем у тебя… Хочешь, расскажу про свой первый случай? Даже не первый, а так сказать, «нулевой»?


— Расскажи.


— Однажды, почти лет десять назад, я летела в Москву. Дело было ранней весной, возможно, поэтому в самолете больше половины мест пустовало. Не сезон, словом. Полет выдался долгим, мне стало скучно. Тогда таких гаджетов, как сейчас, не было, книжка оказалась неинтересной. Встала и начала бродить по салону. Подхожу к аварийной двери, читаю надписи, осторожно касаюсь ручек. Тут мне на руку мягко так ложится чья-то ладонь. Стюардесса. «Пожалуйста, не надо ничего трогать». Я оборачиваюсь, чтобы слегка надерзить, но — веришь-нет — язык прилип к небу. Сказать «красивая» — это ничего не сказать. Она меня просто ошеломила. Глаза темно-карие, почти черные, кожа матовая, губы… Неописуемы. Вероятно, полукровка, отец откуда-нибудь с Кавказа. Лет двадцать пять, или около того. Пилоточка набок сбита, волосы интересно собраны. Фигура… Почти как у тебя, наверное. Юбка немного колени открывает — ножки суперские. И видно, что отлично понимает, насколько хороша собой. Я стою как дура, глазками хлопаю. Она улыбается, спрашивает, чем меня эта дверь так привлекла. Я и ляпнула, что вот, закончу универ и попробую тоже в бортпроводники податься. Она развеселилась, начала интересоваться, что я знаю об этой работе. Слово за слово, мы разговорились, она мне немного про свою жизнь рассказала. Я — про свой универ, о том, как в Москве сложно учиться. И тут замечаю, что ей мои истории постольку-поскольку, зато видно, как она по мне взглядом шарит. Так обычно парни смотрят, словно пытаются увидеть, какого цвета белье у тебя под одеждой. Тогда и я так же начала ее разглядывать. Она что-то прикинула, спросила, не хочу ли я узнать про чисто женские секреты профессии. Я говорю: «правда ли, что все стюардессы носят исключительно чулки с поясками?» Она сказала: «у нас действительно особый дресс-код. Иди на свое место, я подойду через десять минут, а то сейчас немного занята». Я пошла к себе, села у прохода. Там целый ряд пустых кресел. Сижу, жду. Сама не знаю, чего, но сердце замирает. Проходит десять минут, потом еще пять. Смотрю — идет. Нет, слово «идет» не годится. Скользит, мягко ступает, грациозно так, прямо пантера в джунглях. Подходит ко мне, наклоняется, говорит: «двигайся к окну». Я так и делаю. Она садится на среднее сиденье справа от меня, поднимает подлокотник между нами и высоко задирает юбку. А я вижу чулок. И вижу подвязку. И полоску чудесной матовой кожи. Она улыбается: «будешь летать — тоже станешь такие носить. Хочешь потрогать, какие гладкие?» И берет мою руку в свою правую. Я сижу такая сама не своя, а она кладет мою ладонь себе на бедро, слегка прижимает сверху своей. И тянет чуть вверх, на теплую кожу. Я не убираю ладонь, наоборот, пытаюсь расслабить руку. Вижу ее взгляд, ну, ты знаешь, тут все понятно без слов. Ее левая рука ложится на мое колено. А я как деревянная… Сердце, конечно, скачет, но желания близости нет. А мне так хотелось, чтобы оно было! Но и отталкивать ее не могу. Не знаю, что делать, только губу закусила. Она это увидела, и все сразу закончилось. «Ты просто не готова», — сказала она. Я что-то промямлила, уже не помню какую глупость. Мне было до ужаса неловко, причем именно от того, что не сумела откликнуться на ласку. Ведь мне не было неприятно!.. Вот и вся история, которая закончилась, так и не начавшись.