— В таком случае передайте ей, что, если меня не будет дома, когда она вернется, значит, я в больнице... Когда я уходил, мне позвонили... Возможно, мне придется оперировать... — Уже дойдя до двери, он вдруг что-то вспомнил и вернулся. — Простите за мой нелюбезный прием... Подумайте, в каком положении я оказался... Меня радушно приняли в чужую семью... В этой семье, как и в любой, есть свои несчастья. Я не счел себя вправе...
— Я вас понимаю, месье Фабр.
Еще один порядочный человек, без сомнения! Вероятно, даже больше, чем просто порядочный, если верить тем, кто его знает. И на сей раз мужчины обменялись рукопожатиями.
Мегрэ открыл дверь кабинета инспекторов, где находился Эмиль, и пригласил его войти.
— Что я должен делать?
— Ничего. Оставайтесь здесь, у окна, я, видимо, задам вам один вопрос, а вы ответите на него.
— Даже если вы ждете другой ответ?
— Вы скажете правду.
Мегрэ пошел за мадам Жослен, которая встала одновременно с дочерью.
— Пройдите, пожалуйста, за мной. Нет, только вы...
Я приглашу мадам Фабр чуть попозже...
Она была в черном платье с редким серым узором, в черной шляпе, отделанной белыми перышками, и в легком пальто из верблюжьей шерсти.
Мегрэ пропустил ее вперед, и она сразу же увидела стоящего у окна мужчину, который от смущения мял в руках шляпу. Казалось, она была удивлена и повернулась к комиссару, но тот молчал, и она спросила:
— Кто это?
— Не узнаете?
Она внимательно оглядела его и покачала головой:
— Нет.
— А вы, Эмиль, узнаете эту даму?
Охрипшим от волнения голосом официант ответил:
— Да, господин комиссар, это она.
— Это та самая дама, которая пришла в начале недели днем во франко-итальянскую пивную, где ее ждал мужчина лет сорока? Вы уверены?
— Она была в этом же платье и этой шляпе... Я же говорил вам утром...
— Благодарю вас. Вы свободны.
Эмиль бросил на мадам Жослен взгляд, словно просил прощения за содеянное.
— Я вам больше не нужен?
— Думаю, что нет.
Они остались в кабинете вдвоем, и Мегрэ указал ей на кресло, стоявшее напротив его письменного стола.
— Вы знаете, где сейчас ваш брат? — спросил он тихо.
Она посмотрела прямо на него темными, блестящими глазами, как и прежде, у себя дома, но на сей раз в ней не чувствовалось такого нервного напряжения. Казалось, она даже испытывала некоторое облегчение. Особенно это стало заметно, когда она решилась сесть в кресло. Словно она наконец отказалась от роли, которую играла против своего желания.
— Что вам сказал мой зять? — спросила она, отвечая вопросом на вопрос.
— Почти ничего... Он только подтвердил, что у вас есть брат, впрочем, я это и без него уже знал...