— Вот и хорошо, тогда скажи спасибо Лу, Хилан, это она готовила картофельное пюре.
После обеда я сказала Лу, что собираюсь на демонстрацию моделей одежды в «Сенчури Плаза» этим вечером. Затем, чувствуя, что я вынуждена дать ей объяснения, я сказала:
— Это благотворительное мероприятие, ты же знаешь. В пользу…
Но она не слушала. Она снова одарила меня своим уникальным взглядом, повернулась, всем видом показывая, что она понимает и назначение моего китайского красного платья, и красной кружевной сорочки под ним. «Боже, — подумала я, — она все знает!»
Она постоянно это подчеркивала, и я устала от ее непрекращающихся укоров.
— Ты не очень хорошо чувствуешь себя, приляг, — холодно сказала я. — Я скажу Мэган прибрать кухню, присмотреть за тобой и принести тебе все, что требуется.
Она встрепенулась.
— Ничего не нужно говорить вашей Мэган.
Я с удивлением отметила, что и Мэган уже стала «моей».
Его ясные голубые глаза устремились в мои.
— Я хочу все поставить на свои места и уточнить наше будущее. Приходя сюда, а не в кабинет ко мне, ты сможешь полнее удовлетворять свои желания и воплощать свои истинные чувства.
— Да? А какие у меня истинные чувства?
Он нажал мне на кончик носа.
— Как раз это и осталось выяснить. Мне кажется, у тебя сильное желание наставить мужу рога. Но это твоя практическая цель. Как мужчина я, может быть, несколько слаб и достаточно глуп, чтобы согласиться помочь тебе в достижении этой цели. Но как врач я не могу любить тебя, делая вид, что я исцеляю тебя. И естественно, я не могу брать деньги с твоего мужа за то, что сплю с его женой. Нашим официальным отношениям как доктора и пациента пришел конец, и я не разрешаю тебе больше приходить в клинику. Вот, — он взмахнул резко рукой, подтверждая окончание формальных отношений. — Я ведь еще и мужчина, а не только врач. И вот здесь ты вынуждена общаться со мной как с мужчиной. Вот ты и имеешь небольшое представление, почему я назначил тебе прием здесь. Нужен ли я тебе? Или все еще только в тебе не успокоилось желание изменить мужу! Я предупреждаю тебя. Как мужчина, я хочу любить тебя, я страстно желаю этого, но я не хочу, чтобы мной просто пользовались. Каждый хочет, чтобы и его любили. Это естественное человеческое желание.
«Любовь? А кто-то говорил о любви? Как раз меньше всего я хотела думать, говорить о любви, переживать ее. Мне уже однажды с лихвой хватило этой любви. В моем сердце не было места для любви».
Но он был честен и искренен. Он был доктором, психиатром, в конце концов. Почему он не понимает, что все не так просто, не так прямолинейно, не так ясно очерчено?