— Ах, Сесиллия! Неужели у вас с Бобом все закончится именно так? Вас ведь так много связывает. Почему вы не можете быть вместе, Боб и ты? Ты одна, одна можешь спасти его.
Господи, Сесиллия! Боб так молод, ему ведь нет еще и двадцати пяти. Ты не можешь так унижать его! Почему ты гоняешься за этими Уолтом и Форрестом? Эти люди используют тебя, их интересует только выгода, даже если и тебе они полезны. А Боб любит тебя. Почему ты выбираешь что угодно, только не любовь? Только любовь сделает тебя счастливой. Сесиллия поверь мне.
Я была на стороне Боба, и это на мгновение испугало Сесиллию. Я увидела это по ее глазам. Но только на краткий миг. Затем она рассмеялась и сказала:
— Но я не люблю Боба. И никогда не любила.
— А способна ли ты вообще любить? — требовательно спросила я.
— Безусловно. Я и так делаю это: я люблю. Себя! Я обожаю себя! — Она снова засмеялась, засмеялась над собой. Я не выдержала и сделала то же. Трудно не присоединиться к человеку, который так искренне смеется над собой. Но уже до конца обеда, даже после того, как я убрала флакон с духами в сумку, очень бережно, чтобы не повредить причудливые завитки выгравированного имени Сесиллии, я ощущала за столом присутствие призраков: Перси с Лэстом и милого Боба.
19
Как я и думала, вечер в Нью-Йорке был великолепен. Он проходил большей частью на веранде, которая представляла собой зеленый сад с удобно расположенными креслами. И неважно, что окна выходили на Третью Авеню, вид которой был скорее жалкий, чем очаровательный. И все-таки это был Нью-Йорк. И деревья зимнего сада сверкали огнями, искусно спрятанными среди зелени. В жилой комнате, как Джейн и говорила, было мало мебели: диваны, покрытые белыми ткаными накидками, черный зеркальный стол, огромные экзотические тарелки и еще какие-то удивительные аксессуары. Джейн всегда отличалась прекрасным вкусом. Гости, не кривя душой, восторгались великолепным убранством их квартиры, ее цветовой гаммой. Одежды тоже были соответствующими. Мужчины были в черном, а женщины в основном в белом со случайными всполохами красок. Джейн была одета подчеркнуто строго, в черное платье, а я в белый трикотажный костюм, задрапированный на кришноитский лад. Я нравилась Джейсону в белом. Он говорил, что прекрасная женщина, обладающая самыми черными волосами и самой белой кожей, должна носить только белые одежды.
Сесиллия с Бобом пришли позже всех. Она выглядела как настоящая звезда, помещенная в золотую раму, и оставалась верна своему правилу — не наряжаться, чтобы одежда не соперничала с ее лицом. Поэтому и сегодня главным в ней была не одежда, а ее рыжие пламенеющие волосы, подчеркнуто утонченные линии и полная гармония во всем. Как можно было отвести взгляд от этой чарующей, обольстительной женщины?