Они сложили оружие.
Я заставил их снять кольчуги — тех, у кого они имелись, — или кожаные рубашки. Я забрал их сапоги, пояса, доспехи, оружие, и мы погрузили эту добычу на «Сеолфервулфа». А потом сожгли оба длинных корабля Скирнира. Они хорошо горели; огромные столбы пламени поднимались по мачтам под клубящимся черным дымом, поднимавшимся к низким облакам.
Скирнир пришел со ста тридцатью людьми. Мы убили двадцать три, еще шестнадцать тяжело ранили. Один из людей Ролло потерял глаз от выпада копьем, а Эрик, служивший мне сакс, умирал. Он сражался рядом с Финаном, споткнулся о скамью гребца и получил удар топором в спину. Я стоял на песке на коленях рядом с ним и крепко сжимал его руку, в которой была рукоять меча, и обещал, что я дам золота его вдове и выращу его детей так, будто они мои собственные дети. Он слышал меня, хотя не мог отвечать, и я держал его руку до тех пор, пока в его горле не перестало клокотать, и он не перестал дрожать, когда его душа отправилась к долгой темноте.
Мы увезли его труп и похоронили в море. Он был христианином, и Осферт прочел молитву над мертвым Эриком, прежде чем мы опрокинули его в вечность.
Мы взяли с собой еще один труп — труп Скирнира. Его мы раздели догола и повесили на нашем увенчанном головой волка носу, чтобы показать, что мы победили.
Мы толкали «Сеолфервулфа» веслами, как шестами, вниз по ручью во время отлива. Когда ручей расширился, повернули и стали грести, ведя за собой маленькое рыбачье суденышко, которое я бросил близ деревни.
Потом мы вышли в море, и «Сеолфервулф» задрожал на первых небольших волнах. Серые облака, скрывавшие место резни, ветер наконец-то разорвал в клочья, дав водянистому солнечному свету упасть на неспокойное море.
— Ты не должен был оставлять их в живых, — сказала мне Скади.
— Людей Скирнира? — переспросил я. — А зачем их убивать? Они разбиты.
— Все они должны быть мертвы, — мстительно проговорила она. Потом обратила на меня взор, полный безудержной ярости. — Ты оставил в живых двух его братьев! Они должны быть мертвы!
— А я оставил их в живых, — ответил я.
Без Скирнира и его больших судов они были безобидны, но Скади все это видела по-другому.
— Тряпка! — бросила она мне.
Я пристально посмотрел на нее.
— Осторожней, женщина.
Она обиженно замолчала.
Мы везли с собой только одного пленника, капитана личного судна Скирнира. Он был старым человеком, за сорок, и годы, что он провел, щурясь на море, в котором отражалось солнце, превратили его глаза в окруженные морщинами щелки на лице, потемневшем от соли и ветра. Он будет нашим проводником.