— И Этельреда это возмущает, — сказал я.
— Да, и он накажет свою жену.
— Как?
— Разведясь с нею.
— Альфред такого не потерпит, — отмахнулся я.
— Альфред — больной человек. Он может умереть в любую минуту.
— Развестись с ней. Это означает…
Я помедлил. Этельфлэд, конечно, рассказывала мне раньше о стремлениях своего мужа, но я все еще верил с трудом.
— Нет, он этого не сделает!
— Он пытался, когда мы все думали, что Альфред лежит на смертном одре, — сказал Пирлиг. — Этельфлэд, услышав о случившемся, укрылась в монастыре в Лекелейде.
— На границе с Уэссексом?
Пирлиг кивнул.
— Чтобы она могла бежать к отцу, если они предпримут новую попытку, а они ее предпримут.
Я тихо выругался.
— Алдхельм?
— Господин Алдхельм, — согласился Пирлиг.
— Этельред заставит ее лечь с Алдхельмом? — спросил я, недоверчиво возвысив голос.
— Господин Этельред проделает это с удовольствием, — холодно ответил Пирлиг, — и, без сомнения, господин Алдхельм получит от этого еще большее удовольствие. А когда все будет сделано, Этельред сможет предоставить церкви свидетельство супружеской неверности и запереть Этельфлэд в монастыре — и их браку конец. Потом он будет волен жениться снова, породить наследника, а как только Альфред умрет, провозгласить себя королем.
— Так кто же ее сейчас защищает? — спросил я. — И кто защищает моих детей?
— Монахини.
— И никаких защитников-мужчин?
— Ее муж дает золото, а не она, — сказал Пирлиг. — Мужчины любят золото, но у нее нет богатств, чтобы им заплатить.
— Теперь есть, — неистово сказал я и ткнул копьем лошадь, которую купил в Дунхолме.
У меня осталось немного серебра. Я купил больше семидесяти лошадей, чтобы совершить это путешествие, и немногое оставшееся серебро уместилось в двух седельных сумках. Но у меня были Вздох Змея, Осиное Жало, и теперь из-за трех прях, снова вывернувших мою жизнь, была цель.
Я отправлюсь к Этельфлэд.
Лекелейд представлял собой группу хижин, разбросанных вдоль северного берега Темеза, там, где болотистый ручей Ли вливался в реку. В этом месте стояла водяная мельница, а рядом с ней имелась пристань, к которой было привязано несколько протекающих лодчонок. У восточного конца деревенской улицы — вереницы грязных луж — стоял монастырь. Его окружал палисад, служивший преградой, как я подозревал, скорее для монахинь, нежели для врага. Над потемневшей от дождя стеной вздымалась мрачная и уродливая церковь из дерева и плетней. Башня с колоколом царапала низкие облака: на западе бурлил дождь.
На дальнем берегу Темеза виднелась деревянная пристань, над ней группа мужчин укрывалась под импровизированными навесами, натянутыми на шесты. Все они были в кольчугах, их копья были прислонены к иве.