В нас было выпущено несколько стрел, но враги прекратили стрелять, когда узнали Скади. Она невольно помогла мне, крича людям на другом берегу реки:
— Придите и убейте их всех!
— Я заткну ей рот, — вызвался Стеапа.
— Пусть сука поорет, — сказал я.
Она притворялась, будто не говорит по-английски, но наградила меня испепеляющим взглядом, прежде чем обратиться к датчанам.
— Они трусы! — закричала Скади. — Сакские трусы! Скажите Харальду, что они умрут, как овцы.
Скади шагнула ближе к палисаду. Она не могла перелезть через стену, потому что я приказал надеть ей на шею веревку, которую держал один из людей Стеапы.
— Скажите Харальду, что его шлюха здесь! — крикнул я людям на другом берегу реки. — И что она слишком шумит! Может, мы вырежем ей язык, чтобы послать Харальду на ужин!
— Козье дерьмо! — бросила она мне.
Потом потянулась к вершине палисада и выдернула стрелу, вонзившуюся в одно из дубовых бревен. Стеапа немедленно шагнул вперед, чтобы ее разоружить, но я махнул ему, веля отступить. Не обращая на нас внимания, Скади уставилась на наконечник стрелы; потом внезапным скручивающим движением сорвала его с оперенного древка. Древко она перебросила через стену, посмотрела на меня, поднесла наконечник к губам, закрыла глаза и поцеловала железо. Пробормотала несколько слов, которых я не расслышал, снова прикоснулась железом к губам, толкнула наконечник себе под рубашку, поколебалась и кольнула себя между грудей.
Бросив на меня торжествующий взгляд, она показала окровавленный наконечник, бросила его в реку, подняла руки и запрокинула лицо к летнему небу. Потом завопила, привлекая внимание богов, а когда ее вопль утих, снова повернулась ко мне.
— Ты проклят, Утред, — сказала она таким тоном, словно говорила о погоде.
Я подавил желание прикоснуться к амулету-молоту у себя на шее, потому что, поступив так, я показал бы, что боюсь ее проклятий. Вместо этого я глумливо усмехнулся, притворяясь, что отмахиваюсь от ее слов.
— Трать попусту дыхание, сука, — сказал я.
И все-таки я опустил руку на меч и потер пальцем серебряный крест, вставленный в рукоять Вздоха Змея. Крест для меня ничего не значил, если не считать того, что это был подарок Хильды, моей бывшей любовницы, а теперь — невероятно набожной аббатисы. Думал ли я, что, прикасаясь к кресту, заменяю тем самым прикосновение к молоту? Боги бы так не подумали.
— Когда я была ребенком, — внезапно проговорила Скади все тем же небрежным тоном, как будто мы были друзьями, — мой отец избивал мою мать до потери сознания.
— Потому что она была похожа на тебя? — спросил я.