— У Феарнхэмма… — начал Эдуард, но заколебался.
Показавшийся между облаками месяц озарил его бледное встревоженное лицо. Эдуард был похож на отца, но в нем сквозила нерешительность, что было неудивительно. Ему исполнилось всего семнадцать, однако на него взвалили обязанности взрослого мужчины. С ним будет Стеапа, но, если Эдуард собирается стать королем, ему придется научиться нелегкому делу — принимать решения самому.
— У Феарнхэмма все будет просто, — небрежно бросил я. — Я и мерсийцы будем к северу от реки. Мы займем холм, защищенный земляным валом. Люди Харальда пересекут укрепление, чтобы нас атаковать, а ты нападешь на них с тыла. Когда ты это сделаешь, мы атакуем их авангард.
— Просто? — эхом повторил Стеапа с намеком на веселье в голосе.
— Мы раздавим их, зажав между нашими войсками, — сказал я.
— С Божьей помощью, — твердо проговорил Эдуард.
— Даже без нее! — проворчал я.
Эдуард задавал мне вопросы почти час, пока колокол не позвал его на молитву.
Он, как и его отец, хотел все понять и все обустроить, уложив в аккуратные списки, но это была война, а война никогда не бывает аккуратной. Я верил, что Харальд погонится за мной, верил, что Стеапа приведет бо́льшую часть армии Альфреда вслед за Харальдом, но я не смог бы дать Эдуарду никаких обещаний. Он хотел определенности, но я планировал битву и почувствовал облегчение, когда он ушел молиться вместе со своим отцом.
Стеапа оставил меня, и я стоял на укреплениях один. Часовые меня не тревожили, каким-то образом ощутив, что я в дурном расположении духа. Услышав шаги, я не обратил на них внимания, в надежде, что кто бы там ни был, этот человек уйдет и оставит меня в покое.
— Тот самый лорд Утред, — произнес с ласковой насмешкой голос, когда шаги стихли за моей спиной.
— Та самая госпожа Этельфлэд, — отозвался я, не обернувшись.
Она сделала еще несколько шагов и встала передо мной; ее плащ коснулся моего.
— Как Гизела?
Я прикоснулся к молоту Тора у себя на шее.
— Собирается снова родить.
— Четвертый ребенок?
— Да, — ответил я и вознес молитву к дому богов, чтобы Гизела выжила в родах. — Как Эльфинн? — спросил я.
Эльфинн была дочерью Этельфлэд, еще младенцем.
— Растет и процветает.
— Единственный ребенок?
— И останется единственным, — горько проговорила Этельфлэд.
Я посмотрел на ее профиль, такой изящный в лунном свете.
Я знал Этельфлэд с тех пор, как та была маленькой девочкой. Тогда она была самой счастливой, самой беззаботной из детей Альфреда, но теперь ее лицо сделалось настороженным, как после дурного сна.
— Отец зол на тебя, — сказала она.