Да, Виннипух, я в твоем домике без дела не сидел!
– Ах ты ж дерьмо перкское[1], ты у меня тут языком все вылизывать будешь!
- Простите, что вы сказали? – напрягся седой.
Жирный сдулся не сразу, похлопал голыми веками, пока до него дошло:
- Я?! Ничего.
- Вот и я ничего не слышала, - подтвердила блондинка. – Успокойся, Лассе. Это краска. Сам понюхай.
Седой засопел длинным носом. И тут на сцену выступил я:
- Да, краска. Этот садист меня поймал, когда я граффити рисовал. Облил из баллона, избил, собаку свою натравил. Вот, - я сунул под нос панцирям прокушенную руку, кое-как обмотанную туалетной бумагой. – Расист гребаный!
Лассе засопел громче, аж крылья длинного носа раздулись; засверлил жиртреста взглядом инквизитора.
- Д-да врет он безбожно, - запинаясь, промямлил толстяк. – Он сам Пророку в морду брызнул. Может, пес теперь сдохнет от отравления. А ведь он – хорошая собака, просто работу свою выполнял! Слушайте, этих малолеток тут целая шайка была.
Значит, разглядел-таки, гад!
- Этот вот, самый мелкий, через забор полез, а остальные с той стороны его подзадоривали. Банда у них настоящая пер... эмигрантская, - поправился жирдяй.
Седой перевел на меня задумчивый взгляд:
- Он что, украл что-нибудь?
- Н-нет, - тряхнул щеками охранник. – У нас не украл. Зато вот на соседней стройке постоянно то материалы, то инструменты прут. Точно, они!
- Ничего мы не крали! – возмутился я и тут же прикусил язык, да поздно было.
- Лассе, кого ты слушаешь, - раздраженно фыркнула блондинка. – Я этого пацанчика теперь вспомнила. Месяца три назад мы его с дружками у соседней школы паковали. Накуренные были в слюни.
Странно, а я ее чего-то совсем не помню. Даже буфера. Здорово, видать, меня тогда по первому разу пришвартовало.
- Ладно, мы его забираем, - решил Лассе, который по ходу был в связке плохой-хороший коп главным.
- А кто тут прибирать будет? – пискнул жиробасина, обводя пухлой лапой апокалипсис в подсобке. Ну да, я чуть психанул, когда не нашел на полках растворителя. А ты думаешь, приятно, когда краска тебе в трусы затекает и жопа слипается?
- Вот он и будет, на общественных работах, - ухмыльнулась блондинка. У, гестаповка!
- Какие работы, - говорю. – Мне вообще еще пятнадцати нету. Вы меня забирать права не имеете.
- Ты еще нас правам поучи, умник, - она потянулась, чтобы ухватить меня за плечо, но я увернулся.
- Грабли придержи! У меня отец адвокат! – не знаю, зачем я соврал, но блондинка притихла и руку убрала. Я ухмыльнулся в ее кислую морду, чувствуя, как из приоткрытой двери повеяло запахом свободы. И тут седой вздохнул печально: