Теряясь в догадках, просидел на утёсе до полудня, обратив лицо в сторону залива. Когда уже отчаялся дождаться пропавшего, сзади вдруг послышался шорох осыпающихся камешков. Улеб вздрогнул от неожиданности, быстро обернулся и увидел человека в лохмотьях и с посошком в руке.
— Ты! — изумился Улеб.
— Я. Кто ж ещё? — Лис беззвучно смеялся. — Что, златовласый, испугался? Проглядел меня? Я таков.
— Где ты был и почему на тебе снова эти ужасные рубища? Иль опять решил христарадничать у греков? Зачем ушёл тайно?
— Погоди, — перебил его Лис, — погоди сердиться. Послушай лучше меня.
— Нет, — вспылил юноша, изнурённый слишком длительным ожиданием, — сперва объясни, зачем ушёл тайно.
Лис прекратил смех, заворчал:
— Нетерпеливый ты. Я не разбудил тебя из жалости: измотался ты вчера. Хоть и плох был твой сон, неспокойный, а всё же сон. Ты стонал и метался ночью, звал кого-то: «Подойди, подойди ближе». И ещё: «Скорей в степь, скорей, Жар, ждёт лебёдушка горемычная». А то и командовал по-эллински: «Руби! Ложись! Встань! Ещё руби! Бей ребром! Локоть в сторону, вниз, вперёд!» Скажи, златовласый, для чего во сне локтем-то двигать, а?
— Ты не виляй, Лис, говори дело. Куда бегал на заре? Почему в развалюшке рыбацкой яму вырыл?
— Я тебе раньше сказывал, небольшой кладишко там у меня был схоронен, вот и вырыл. А куда бегал… идём в хижину — сам увидишь.
— Тут говори!
— Хорошо. Твёрдая Рука хотел разыскать булгарина по имени Велко? Так вот, я его нашёл.
— Велко здесь? — Улеб радостно бросился к Лису. — Привёл его?
— Я видел его, всё рассказал, и он поклялся, что приплывёт к той скале с наступлением темноты.
— Ты видел его собственными глазами… он жив, слуга дината не обманул меня. Рад ли был он весточке обо мне?
— Ещё как!
— Лис, добрый мой Лис, — растроганно молвил Улеб, — прости, что едва не подумал о тебе дурно. Вовек не забуду преданности твоей!
— По правде говоря, не я его разыскал, а дева. От неё и узнал.
— Дева? Какая дева? Лис, я умру, если сейчас же не объяснишь всё по порядку!
— Когда мы переоделись на складе красильщика в одежду странствующих воев, я не выбросил нищенские лохмотья, помнишь? — не спеша начал тот. — Спрятал их в свою суму. Сегодня они мне пригодились. Много убогих шляется на берегу, и я смешался с ними. Так, неузнанный и незамеченный, пробрался к пристани, где наготове стоят и корабли проклятого Калокира.
— Дальше, дальше, — поторапливал Улеб.
— Я долго наблюдал, как люди дината таскают по сходням мешки и бочки, прислушивался к именам. Ни одного из них не звали Велко.
— Он там! — вскричал юноша. — Должен быть там!