— Не дай бог попасть кочевникам в плен, — встрепенулась она, — разлучат нас с тобою.
— Пусть попробуют! Нам нельзя загинуть, надо Киев предупредить. Не ко времени Святославу гостить в Булгарии. Постой-ка, постой… — Улеб даже грести перестал. — Маман сказал, князь большую дружину увёл… для чего?
— Здешний владыка, видно, не боится покидать свой акрополь, сам ушёл и копья увёл из столицы. А если наместники трон займут? Василевсы мудрей, на границах содержат акритов.
— Ой, Кифа!..
Так и плыли изо дня в день, в разговорах, в печали и радости. Все дивились, сколь мир велик.
Улеб, признаться, нет-нет да и подумывал раньше: «На корабле-то, может, смелой была оттого, что какой ни есть, а кусочек её отчизны. Каково же будет на утлом челне посреди неведомой ей Рось-страны?» Напрасно тревожился, она надёжная подруга. Прямо не верилось. Ай да Кифа!
…Плыли, плыли они.
Глинистые и черноземные кручи слева всё чаще и чаще чередовались с каменистыми оползнями, подрубленными снизу буровато-молочной каймой песка. Древний степенный Днепр был настолько широк, что казался выпуклым.
Но вот приметили Улеб и Кифа, что стали берега постепенно сближаться. Через тысячи вёрст дотянулись сюда многопалые руки гор, и пытались они ослабевшими от расстояния пальцами задушить реку, да тщетно. Лишь немного сдавили те руки неудержимо ползущее плавно-извилистое туловище Славутица, а пальцы их каменные местами пообломались и осыпались в воду — пороги.
— Ветер! Поднимается сильный ветер! — вскричала Кифа. — Он дует вспять течению и понесёт нас на крыльях!
— Слава мудрому Погоде! — Улеб приготовил парус и веревки-ужища, сложил на дно надоевшие вёсла.
Теперь он сидел сзади и держал кермо, одновременно управляясь с ужищами наполненного паруса. Кифа пристроилась у его ног, обхватив свои колени и уткнувшись в них подбородком, зябко поёживалась от налетевшей прохлады.
На лесистых склонах стали попадаться сожжённые и опустошённые прошедшей ордой поселения.
Моноксил настойчиво пробирался сквозь пену волн и водоворотов. Иногда приходилось помогать ему вёслами, как шестами. На отмелях прыгали в бурлящие струи и подталкивали судёнышко руками. Порою же огибали каменные преграды волоком. А только начиналась сравнительная гладь и глубина, снова мчались лихо и неутомимо.
Печенежскую силу на порогах не видели, однако чувствовали, что следуют за ней по пятам, догоняют неотвратимо.
Однажды столкнулись с огузами. Не с самим войском, не с обозом его, а с малым отрядом, всего в семь пеших и три конных. Может, то был нижний дозор кагана или запоздалое пополнение. А может, и просто замешкались и отстали от полчища, кто знает.