— А долго ли вам видеть небо под крышами этого города? — ярился за спиной Михайлы черниговец. — Подохнете с голоду, а кто жив останется — печенег дорежет! И детей не помилуют, за неразумное упрямство ваше наказывая.
— Нам ли слушать этого пса, разум потерявшего? — выкрикнул кузнец Михайло, но в тот миг, когда он хотел повернуться к торговому гостю лицом, тот ударил его в спину.
Вольга вскрикнул испуганно — не видел, чем ударил черниговец, вдруг ножом! Михайло рухнул с помоста на людские головы, но тут же вскочил на ноги, взлетел вновь на помост и мимо отпрянувшего в сторону посадника Самсона медведем навалился на черниговца. Глеб изловчился и ударил кузнеца Михайлу в грудь, но более сделать ничего не успел. Торг замер, увидев вскинутого над головой кузнеца горластого иногородца. Ближние попятились, и Михайло швырнул торгового мужа на землю.
— Смерть псу печенежскому! — гремел кузнец Михайло. — Он тяжкую осраму нанёс не только мне, ударив в спину, подобно гадкому трусу. Он осквернил всех нас, русичи, посчитав за побитых собак, прихваченных на чужом подворье! Вставай, ворог, и готовься к судному полю! Чёрную осраму смою твоей кровью, как велит старый закон!
Вольга замер от услышанного: судное поле — это бой при всём вече, когда обида смывается кровью обидчика. Если падёт в сече отец Михайло, то кому выйти против черниговца? Янко печенежской стрелой поранен. «Мне же меча не поднять! — Вольга почувствовал истому в ослабших ногах. — Изведут наш род черниговец и его родичи, которыми не раз похвалялся всенародно Глеб».
Торговый гость вскочил на ноги. По испачканному пылью лицу прошла бледность, застыла в уголках рта недоброй складкой затаённая усмешка. Судорожно сжатые тонкие губы покривились.
— Хорошо, простолюдин, быть судному полю! Но не здесь, а перед лицом князя Владимира, когда встанут за моей спиной родные братья, отважные витязи черниговской земли. И если уцелеешь ты, не сдохнув от голода, либо не уведут тебя печенеги на аркане, как безмозглую говяду водят на торг.
Белгородцы вновь взъярились. Вновь послышались крики, угрозы посаднику, торговым мужам и волостелину с его доможиричем, не забывали помянуть недобрым словом и обступивших крепость печенегов.
Под эти разноголосые крики на помост поднялся воевода Радко. Кузнец Михайло спрыгнул на землю, и Вольга протиснулся к нему, уцепился за руку.
Следом за воеводой с превеликим трудом осилил несколько ступенек крутого всхода сотенный Ярый — из последних сил шёл, видели это белгородцы: скуластое лицо сотенного за дни осады словно совсем высохло, нос заострился и пошёл желтизной.