Василий привязался к этой болезненной женщине. Он всегда охотно выполнял все ее поручения и никогда не забывал справиться о здоровье. Иногда она благодарила его слабой улыбкой, а изредка тихим усталым голосом уверяла, что заботливость ее сына улучшает ее самочувствие.
За два года Василий так привык к новой богатой жизни в белом дворце, что воспоминания о прежней — родной семье почти перестали посещать его. Даже лицо отца Герона, которого он любил, со временем превратилось в бледную, размытую, затянутую туманом забвения картинку, и он перестал справляться о родителе у Игнатия и Персеи. Большую часть дня Василий привык проводить на балкончике над центральными воротами, ведущими к усадьбе. Оттуда он рассматривал площадь, наблюдал за жизнью богатого района города, которая вся практически проистекала у него на глазах. То мимо, распустив хвост, словно павлин, шествовал самодовольный римский чиновник. Ехали ли римляне в громыхающей повозке или ходили пешком, они всегда вели себя невероятно высокомерно. Они носили белые, закрепленные пряжкой на левом плече тоги. То площадь пересекал житель пустыни — они часто ездили на белых сирийских жеребцах в красной кожаной упряжи. Можно было видеть и еврея, осторожного, сгорбленного, идущего неизвестно куда. Евреи носили на лбу амулеты с зашитыми внутри папирусами с изречениями Талмуда. Иногда на площадь попадали и моряки-финикийцы, прибывшие с Геркулесовых столбов. В носу у них болтались тонкие кожаные колечки, а черные курчавые волосы были обычно немыты и свисали грязными патлами. Эти финикийцы всегда ходили по городу, раскрыв рот от изумления перед его богатством и великолепием.
Каждый день Василий видел своих богатых соседей, впрочем ни один из них не был богаче Игнатия. Ежедневная прогулка для них сопровождалась целым ритуалом: первым делом над воротами вывешивали знамена, затем начинали оглушительно грохотать тамбуры и цимбалы, и лишь после этого открывались железные решетки. В них появлялась пара роскошных коней, которыми правил чернокожий раб с ослепительно белозубой улыбкой. Лошади нетерпеливо били копытами и хрипели. Они с легкостью (это почему-то раздражало Василия) тащили за собой маленькую коляску, в которой плотно восседали под белым тентом хозяева соседних дворцов.
Но одно зрелище возбуждало его больше всего, заставляя сердце неистово колотиться. Это был вид римских легионеров, марширующих по площади. Он всегда точно знал, идут ли они на торжественный смотр или отправляются на охрану границы. В последнем случае поверх кирас солдаты надевали короткие шерстяные серые плащи, служившие им одеялами в холодные ночи. Мальчик с вдохновением наблюдал, как, твердо чеканя шаг, храбрые мужчины меряют мостовую, смотрел на мерно качающиеся в такт шагам и горящие на солнце остроконечные шлемы, вглядывался в мужественные лица, трепещущие ноздри и глаза, таящие молнии. Нет, он не был воинственно настроен, не мечтал стать солдатом, просто цвета войны ударяли ему в голову, доводя даже до озноба.