Василий ничего не сказал на это. Те дифирамбы, которые ему пели, конечно, льстили его самолюбию. И какое-то время он даже самозабвенно предавался славе. «А может, Цезарь и в самом деле прав? — думал он. — Почему бы и нет? Разве мой талант не стоит мирового признания?»
Но затем он резко одернул себя. Как же так: первые же публичные признания его таланта чуть не сломали его! Даже если он и собирается остаться при императорском дворе, то как он мог так быстро расслабиться, потерять бдительность! Разве можно быть таким падким на похвалу! Ведь он вовсе не собирался задерживаться в Риме. Нет, нужно взять себя в руки. «Я должен быть настороже! — решил он. — Я должен быть выше собственной гордости. Пока не поздно, нужно остудиться. И контролировать себя. Если ты так любишь лесть, то другого выхода нет».
Он толкнул Септимия локтем.
— Мне кажется, я слишком здесь задержался, — прошептал он. — Как ты думаешь, я могу уехать? Должен ли испросить разрешение Нерона?
Хмурое лицо Септимия тут же просветлело.
— А я уже было подумал, все: ты конченый человек. Я думал: ну, вот, еще один не смог устоять. Но теперь я вижу, что ты сделан из более твердого материала. — Тут он поднял вверх палец, призывая собеседника быть осторожным. — Самой большой глупостью будет предупредить императора о своих намерениях. Он так охвачен сейчас своими идеями завоевания мира, что по меньшей мере расценит твою попытку уехать как предательство.
— Так что же, я — пленник?
— В некотором смысле — да. Ты пленник своей славы. — Голос Септимия стал еще тише. — Но у нас по-прежнему есть та дыра в стене. Прими мой совет: воспользуйся ею только в том случае, если будешь уверен, что сможешь тут же покинуть Рим.
4
Пока Василий работал, а Нерон пел, каркас башни Симона все выше и выше поднимался над садами напротив главных ворот. Что касается Василия, то редкое свободное время, которое ему выпадало, он обычно тратил на более приятные вещи, чем наблюдение за этой мрачной конструкцией. Поэтому, направившись однажды к воротам, он был сильно удивлен той быстротой и проворством, с которыми велись работы. Командовал строительством молодой флегматичный римлянин. У него был такой вид, словно он знал все на свете. Он всегда стоял немного в стороне, напускал на себя важный вид и старался говорить как можно меньше.
Василию нравилось смотреть, как привозили и устанавливали огромные каменные блоки. Такие огромные, что четверю лошадей тащили их с трудом. Пыли было столько, будто мимо только что проехал целый кортеж повозок. Сначала блоки надежно закрепляли и только затем с помощью специальных приспособлений поднимали в воздух. Василий был не в силах унять своего восхищения, когда глядел на эти огромные каменные глыбы, раскачивавшиеся словно пушинки в воздухе. Переплетение веревок, канатов, реек и балок — все изумляло. Но больше всего то, что лица рабов не покрывались кровавым потом. Ведь не было необходимости в их мускульной силе, чтобы поднимать огромные блоки.