Тижелий сделал знак двум солдатам, и они грубо поволокли девушку к выходу. По дороге они остановились и заломили ей руки за спину. Только сейчас, видя ее между двумя здоровыми мужчинами, все осознали, насколько хрупким созданием была Юли-Юли. Она шла, высоко подняв голову, а глаза ее были прикованы к арке выхода. Гости видели там лишь мрачные тени и холодный камень. Но девушка видела волшебный свет и слышала чудесную музыку.
— О Цезарь!
И снова это была Елена. На протяжении всей страшной сцены она продолжала стоять неподвижно. Теперь она сделала несколько шагов вперед и поставила ногу на первую ступеньку лестницы, ведущую к столу, за котором восседал император.
— Ты хотел услышать имена. Ну что ж, я могу назвать еще одно. Спроси мастера, который сделал твои бюсты. Этого художника из Антиохии. Спроси его, если он здесь. Спроси, является ли он христианином?
Наступило долгое молчание. Казалось, Нерон оглушен. Он никак не мог прийти в себя. Наконец, император плаксиво произнес:
— Нет, нет! Только не он! Я столько сделал для этого человека. Только не мой маленький гений.
— Спроси его, Цезарь!
Септимий бросил на своего соседа взгляд, полный отчаяния.
— Она назвала тебя.
Услышав эти слова, Василий почувствовал, что сердце его остановилось. Его охватил панический ужас. Первым его желанием было бежать. Бежать как можно дальше от этого ужасного места. Затем ему стало стыдно за свою слабость, и он подумал: «Я солгу… я солгу, чтобы спасти свою жизнь. У меня нет столько мужества, как у этой маленькой танцовщицы».
Мутные глаза императора смотрели на того, чей талант он открыл, на того, кого он осыпал милостями. Он вытянул руку в его направлении.
— Ты слышал? — крикнул он. — Встань и отвечай.
И тут в сердце молодого человека произошло чудо. Его охватило возбуждение. Он отбросил в сторону все колебания и страхи. Он почувствовал, что его вера перестала быть чем-то холодным и обдуманным, как математическая задача. Теперь он действительно верил, и это ощущение делало его счастливым. Радость веры, которую он так часто наблюдал у других, теперь полностью овладела им самим. Казалось, его душа вознеслась в райские кущи, где властвуют тишина и спокойствие. Жизнь при дворе, мир, полный крови и жестокости, суета — все ушло в прошлое.
Когда Василий пришел в себя, ему показалось, что зал освещен светом в тысячу раз более ярким, чем солнце.
Он встал, и в эту минуту ему на ум сами пришли слова старого Чефаса. Да, под ударами судьбы, испытав боль, он поймет истину… И тогда он возвестит всему миру о своей вере.