– Сейчас, погоди… – Сёмка стряхнул с плеча рюкзак. Под клапаном обнаружилась тёмно-синяя рубаха с квадратным голубым воротником – флотская фланелька, за которой пришлось потолкаться по лавкам реконструкторов и униформистов на вернисаже у метро „Партизанская“. Ветровка с джемпером отправились в рюкзак; наряд дополнила бескозырка с золотыми буквами „Петропавловскъ“ – сувенир от адмирала Макарова и старого знакомца Ивана Задрыги.
Светка критически оглядела спутника.
– Хорошо, нечего сказать. А не думал, что будет, если тебя примут за матроса? „Бегом, ко мне“! – выкрикнула девочка, подражая офицеру, которого ребята встретили на пирсе артурской гавани.
Сёмка с сомнением повертел бескозырку в руках.
– Ну… не знаю. Скажу правду – что адмирал подарил!
– Ага, а пока объяснишь, он тебя – в зубы. За недостаточно бравый вид!
– Не выдумывай! – заявил Сёмка без особой уверенности.
Подумав, он закинул на плечо туго набитый рюкзак, а бескозырку на всякий случай надевать не стал. Бережёного бог бережёт – так, кажется, говорили предки? А вдруг встреченное начальство окажется в дурном настроении? Ходи потом как дурак с имплантами…
Что ж… дальше медлить повода нет. Осталось два варианта: с криком бежать прочь… или вперёд – и будь что будет. Что сделано, то сделано, гадать поздно. Ватная слабость в коленях отпустила, пальцы, сжимающие ключ, больше не дрожат. Светка вся подобралась, в глазах эдакий азартный блеск…
Шаг вперёд. Поворот ключа, скрип. Пошёл. Пошёл. Пошёл.
IV
…В лицо, как и в прошлый раз, ударила волна просоленного морского воздуха, только на этот раз в нём было побольше угольной гари. Земля под ногами качнулась, я по инерции сделал шаг вперёд и чуть не упал.
…Земля? Или доски артурской пристани, из щелей которой выбиваются пучки чахлой травы?
Нет. Изжелта-белое, гладко выскобленное дерево – тиковые доски настила палубы. Двойные нити лееров, над ними высоченные, изогнутые на манер фонарных столбов шлюпбалки. А дальше, сколько хватает глаз, – морская гладь, испятнанная кое-где дымами. Напротив – на траверзе, как говорят моряки, – рассекает волны кораблик, очень похожий на академические гребные лодки. Стремительный, узкий, как нож, корпус, такой низкий, что скошенную к носу палубу заливает ходовая волна. Вместо мерно сгибающихся гребцов – четыре кургузые трубы. И маленький – побольше, конечно гребной четвёрки, но не крупнее речных трамвайчиков, что бегают летом по Москве-реке. А из всех четырёх труб валит густой дым.
Я запрокинул голову – вверху, над ярусами надстроек, уткнулась в небеса исполинская колонна трубы. В жизни не видел, чтобы труба ТАК дымила – разве что туры-градирни на Южной ТЭЦ на окраине Москвы. Только там был не дым, а пар – белый, косматый, безвредный, как объясняли нам на уроке физики. А этот – чёрный, жирный, угольный, застилающий пеленой полнеба. Гринписа на них нет… Это сколько канцерогенной пакости попадает в атмосферу с каждым выходом эскадры?