Аехако рукой поглаживает мои ребра, а потом, задрав мою рубашку, он ласкает полушарие моей груди. Я втягиваю воздух, только сейчас осознав, насколько велика его ладонь. Моя грудь наверняка кажется ему крошечной. Мне в голову приходят крупные, сильные женщины его племени. Я до сих пор немного тощая после нескольких недель, проведенных в плену, умирая от голода. Мои груди, конечно, уже не такие, какими были раньше, но и тогда они не особо впечатляли.
Лишь кончиками пальцев прослеживая изгиб груди, он впивается мне в губы страстным поцелуем, мягко всасывая мою нижнюю губу. Господи. Для мужчины, который до вчерашнего дня и понятия не имел, как целоваться, он чертовски хорош в этом.
— Ты такая красивая, Кайра. Такая же изысканная, как серпоклюв.
Комплимент кажется мне довольно странноватым, и нервное хихиканье срывается с моих губ, когда в моем воображении возникает образ смертоносного тукана[3]. Не очень-то сексуальная картинка.
— Что такое серпоклюв?
— Шшш, — говорит он. — Сейчас это совершенно не важно, — он своим большим пальцем снова проводит по моему соску, а затем начинает обводить вокруг него круги.
Я делаю глубокий вдох. Его прикосновение чувствуется, как само совершенство. Я закрываю глаза, ноги у меня становятся ватными от стремительного наплыва ощущений. Я чувствую, как своей большой рукой, поддерживая, он обнимает меня за талию в тот миг, когда я начинаю оседать прямо возле стены. Он не дает мне упасть. Все это время он покрывает мое лицо нежными, ласковыми поцелуями.
— Скажи, если я слишком сильно налегаю своими прикосновениями, — шепчет он, а потом скользит своими губами поверх моих.
Этого никогда не бывает слишком много. Мне настолько хорошо, что я едва могу ясно мыслить. В кои-то веки бесконечная болтовня, перехваченная моим наушником, кажется абсолютным пустяком. Все, что сейчас существует, — это большое тело Аехако, прижимающееся к моему, его рука, охватившая мою талию, и тот большой палец, который терзает мой каменно-твердый сосок.
— Ты такая мягкая, Кайра, — говорит Аехако, облизывая мое неизмененное ухо. Он нежно прикусывает мочку, послав дрожь по всему моему телу. Я цепляюсь за него, потерявшись в ощущениях. — Ты повсюду такая же мягкая? — он задумчиво рассуждает. — Если бы я обследовал тебя между ног, я бы нашел тебя там такой же мягкой?
О, Боже. Слабый протест уже крутится на моем языке, но все же остается невысказанным. Я не хочу его останавливать. Хочу, чтобы он открыл для себя всю меня и продолжал прикасаться ко мне. В прежние времена я прикасалась к себе, но это никогда не чувствовалось и в половину так же хорошо, как его ласки.