В дверях стояли, раскорячившись, немецкие часовые. Гоготали. Выкрикивали какие-то слова, покатывались со смеху. Рядом сидели золотисто-бурые сытые овчарки. Вывалив красные языки, брезгливо воротили морды в стороны. Отвар из бураков и тухлой конины не вызывал аппетита у холеных псов.
— Вот тебе и немецкий рай, — громко загудел Семен. — Все довольны. Жрут из корыта, брюхо сыто, и немцам весело.
Кто-то из соседних работяг, вылизывая пригоршню, негромко посоветовал:
— Ты язык-то попридержи. А то у них, вишь, собачки скучают.
— Во-во, — не унимался Семен. — Там собачки, тут наган. Помалкивай да вкалывай, Иван.
Сосед предусмотрительно отполз подальше. Сергей унял Семена, наскоро наказал друзьям:
— Если нас разделят — ищите подходящих людей, присматривайтесь, не спешите открываться. Если убедитесь — привлекайте к такой же работе.
— Какой работе? — не понял Семен.
— Надо русскому человеку русскую честь вернуть. Чтоб вредил врагу. А удастся — и оружие повернул против него.
Повеселившись, гитлеровцы стали злобно орать, пинать людей ногами:
— Лос! Лос! Арбайтен! Швайн! Арбайтен!
Люди тяжело поднимались, выходили во двор, подгоняемые пинками, строились. Их разделили на две группы. Сергей с Семеном попали в одну. Ивана грубо толкнули в другую. Группы развели в разные концы набережной. Работать пришлось быстро — немцы нещадно подгоняли. Рыли котлованы. Тут же обкладывали их кирпичом. На кирпичное основание ставили литые бетонные колпаки с амбразурами. Обливали их бетонным раствором с галькой, трамбовали, засыпали песком, заваливали щебенкой и голышами. Перед амбразурами расчищали секторы, а сверху маскировали обломками кирпича, извести, штукатурки, подтаскивали и наваливали сверху какие-то обломки железобетонных плит, стен, арматуры. Сергей прикинул: реперы. Стало ясно: укрепляют порт, под перекрестный огонь берутся причалы: стало быть, ждут удара с моря, десанта боятся. Но почему только пулеметные гнезда?
Ответ пришел вечером, когда обе группы опять согнали в один барак. Иван, отхлебывая вонючую баланду из ржавой банки, подобранной на берегу, отрывисто рассказывал:
— Огневые оборудуем. И добротные, я тебе скажу. Для крупного калибра. Интересно, откуда они эти пушечки приволокут? Разве что из Севастополя.
— А ты что, артиллерист?
— Был когда-то. На батарее Зубкова канониром был. А это, я тебе скажу, та еще батарея. Всю Цемесскую бухту под огнем держала. Ни одной немецкой лоханки в порт не допустили.
— А как же ты на сейнере очутился?
— Очутился — и все. И ша! Эту тему забудь.
— Мне-то что. Ша так ша. Не хочешь — не говори.