— У тебя на коленке как будто картофелина выросла, — сказала Жюли, увидев мою распухшую ногу.
Она вызвала медсестру, которая, в свою очередь, позвала дежурного врача-психиатра. Доктор Петтон оказалась молодой, не старше тридцати, растрепанной женщиной с мешками под глазами. Она еще не забыла свою практику в интернатуре и, осмотрев мое колено, сказала, что в коленном суставе скопилась жидкость, но это не страшно. Медсестра наложила мне повязку со льдом, чтобы снять воспаление и опухоль, и сделала обезболивающий укол. Жюли с удовольствием наблюдала, как медики Святой Анны хлопочут вокруг меня.
— Заставьте ее пройти тест Роршаха, — с улыбкой сказала она психиатру. — По-моему, у нее беда не только с ногой, но и с головой.
Я только что рассказала Жюли о том, как провела эту ночь, — по той простой причине, что влюбленные не способны говорить ни о чем, кроме предмета своей влюбленности. Она возвела глаза к потолку и обвинила меня в том, что я, как всегда, оригинальничаю. Медсестра, собрав свой инструментарий, с деловитым видом удалилась, и тогда Жюли сообщила доктору Петтон, что хочет рассказать ей свой сон.
— Вы уверены, что готовы говорить при вашей подруге? — скептическим тоном спросила психиатр.
Лично мне не очень-то хотелось это слушать, но моего мнения никто не спрашивал. Мне не терпелось вернуться домой, потому что обезболивающее начало действовать и меня клонило в сон, но, судя по всему, для Жюли мое присутствие имело большое значение, хотя я не понимала почему. Между врачом и пациенткой возникло напряжение, выдававшее какую-то скрытую борьбу, и Жюли повторила, что просит меня остаться.
— Это касается всех женщин, понимаете? — сказала она доктору Петтон с довольно вызывающей интонацией, появившейся в ее речи здесь, в больнице, но я, не первый день знакомая с Жюли, знала, что это ее нахальство носит временный характер и, скорее всего, объясняется передозировкой какого-нибудь лекарства.
Ей снилось, что она, голая, на четвереньках стояла на кровати и, похожая на римскую волчицу, кормила младенца. Ребенок жадно сосал ее грудь, причиняя ей нестерпимую боль, потому что у него во рту выросли огромные острые зубы. Впрочем, это был не вполне ребенок, а какое-то морское животное с длинными усами и клыками, как у вампира, принявшее обличье ребенка.
— Знаете, что меня больше всего огорчило в этом сне?
— Что же? — спросила врач.
— Что муж заметит, что я не успела сделать себе эпиляцию.
— Мы вас слушаем, — подбодрила ее психиатр.
— Мне кажется, — сказала Жюли, набрав полную грудь воздуха, — мне кажется, что волосы, равно как и естественные выделения, раньше были составной частью женской тайны. Но сегодня женщины стараются стать гладкими и ничем не пахнуть и ради этого не жалеют денег на дезодоранты и лучшую эпиляцию. Меня, — продолжала Жюли, — одна мысль о том, что муж увидит мои волосы, приводила каждый день в ужас, я боялась, что он почувствует ко мне отвращение. Это очень странно — ведь испокон веков женские волосы возбуждали мужчин. И вдруг все переменилось. Что же произошло? — Она повторила последнюю фразу три или четыре раза, переводя взгляд с врача на меня и обратно, словно это мы были во всем виноваты.