— Я не прощаюсь, — бросила она мне, — терпеть не могу прощаться. В номер придут с уборкой через полчаса. Постарайся до этого собраться.
Я как будто получила две пощечины, одну за другой. Ее слова о том, что существует женщина, которой она восхищается, вызвали во мне приступ ревности, хотя я никогда не знала за собой склонности к собственническим чувствам. А как она выставила меня вон, приказав выметаться побыстрее и даже не намекнув на следующую встречу? Кроме того, напоследок она позволила себе жест, который я ненавижу, — послала мне воздушный поцелуй, после чего решительно вышла за дверь. Как бы то ни было, приходилось поторопиться.
Я спустила с кровати одну ногу и тут же ее поджала: колено посинело и распухло. Боль заставила вспомнить события вчерашнего вечера — как я бежала по улице, как по-идиотски навернулась и чуть не разбила Canon. Заодно я вспомнила про странные звуки, которые издавал при работе мой фотоаппарат. Принять душ я не решилась, испугавшись, что от горячей воды и мыла ободранная коленка разболится еще больше. Надела грязные вчерашние трусы. Холодные джинсы за ночь как будто сели, и, натягивая их на раненую ногу, я чуть не взвыла. Когда я надевала неудобные туфли, мне почудилось, будто я обуваюсь в свою прежнюю жизнь — ту жизнь, в которой еще не было Джорджии и которая кончилась вчера.
Припадая на левую ногу, как будто укоротившуюся сантиметров на пять, я ковыляла бесконечными коридорами в поисках лифта. Мимо катили свои тележки горничные; они очень вежливо, несмотря на мою хромоту и расхристанный вид, указали мне дорогу. Я испугалась, как бы вид моей битком набитой сумки не навел их на мысль, что я сгребла из ванной комнаты все туалетные принадлежности, включая ватные палочки в прозрачной мини-упаковке и даже полиэтиленовую шапочку для душа, какими никто никогда не пользуется. В холле я передала швейцару записку со своим номером телефона и, настойчиво три или четыре раза повторив свою просьбу, взяла с него обещание, что он обязательно передаст ее Джорджии.
— Это чрезвычайно важно, — добавила я.
— Разумеется, мадам. Непременно передам.
Сев в машину, я достала фотоаппарат, чтобы оценить масштаб бедствия. Открутила объектив и убедилась, что зеркало в порядке — ни трещин, ни царапин. Но при нажатии на кнопку спуска вместо привычного щелчка по-прежнему раздавался странный звук. Затвор немного сместился в сторону. Тогда я совершила глупость, простительную разве что новичку: открыла камеру, совершенно забыв, что находящаяся внутри пленка засветится. В один миг все портреты Джорджии исчезли, растворились в воздухе. Я в отчаянии скрестила руки на руле и уронила на них свою безмозглую голову — раздался гудок клаксона, заставивший меня вздрогнуть. Я довольно долго сидела так, пока шедший мимо прохожий не остановился рядом и не спросил, не нужно ли мне помочь.