К счастью, остывшая вода вернула меня к действительности; кожа у меня сморщилась, как у мандарина, — того и гляди, отделится от костей. Меня захлестнула ярость: как вышло, что это создание, с которым я общалась всего несколько часов, так завладело всеми моими помыслами? И превратило меня в полную дуру? На самом деле я провела в воспоминаниях о ней гораздо больше времени, чем мы были вместе. С этим следовало покончить, и немедленно. На свете был всего один человек, способный помочь мне найти Джорджию. Или забыть ее. Мари-Амели, для ее подопечных — Мариам. Я выскочила из ванны и, даже не вытираясь и оставляя за собой мокрые следы, бросилась в гостиную к телефону — Мариам не разрешала звонить ей с мобильного.
— Мне необходимо срочно с вами увидеться, — сказала я в трубку, напрочь забыв про Мари и свое обещание заняться в ее отсутствие поисками Жермена.
— Хорошо, — без всякого выражения ответила она. — Жду вас.
— Да? — удивилась я.
— Я слышу по вашему голосу. Приходите прямо сейчас.
Именно в эту минуту в квартиру вошли вернувшиеся из Орлеана сын и его подружка, обнаружив меня голой с телефонной трубкой в руке — под ногами у меня натекла небольшая лужица. Пока Сильвен не начал стыдить меня за то, что расхаживаю перед посторонними в чем мать родила, я объяснила детям, что сейчас не до хороших манер, поскольку дело серьезное. Я рассказала им о Мари и о том, что она нуждается в срочной помощи. Как ни удивительно, дети приняли историю потерявшегося слепого близко к сердцу. Сильвен еще маленьким постоянно вырезал из коробок с хлопьями купоны и заставлял меня заполнять чеки для помощи брошенным животным; он сам старательно надписывал на конвертах адреса благотворительных организаций — разумеется, я никогда не опускала эти письма в почтовый ящик.
Сильвен и Сильветта решили уделить час своего времени, предназначенного для приготовления уроков, поискам заблудившегося в столице слепца. У них родилось множество идей, которые я предложила им немедленно реализовать: позвонить в комиссариат седьмого округа и в справочную службу метрополитена, разместить объявление в социальных сетях.
— Прекрасно! Продолжайте в том же духе! Я уверена, что вы придумаете что-нибудь еще. А у меня срочная встреча по работе, — соврала я, чтобы не отчитываться перед ними, почему сбегаю из дому.
Мари-Амели Руссель — женщина лет пятидесяти, с надменно-равнодушными манерами, в прошлом адвокат. Посетителей она принимает в кабинете, который не менялся с прошлого века. На стене у нее за спиной по-прежнему висит диплом, выданный Парижской коллегией адвокатов, и тихо желтеет в своей пыльной рамке по соседству с латунной табличкой с ее именем и номером телефона, поверх которых выгравирован силуэт Дворца правосудия. На полках громоздятся папки в зеленых или оранжевых обложках с фамилиями клиентов: я помню их наизусть, поскольку провела, созерцая их, долгие часы: Делонуа-Сосэ, Тас-Мюрно, Брандинский-Шабер и так далее. Мариам оставила адвокатскую карьеру лет пятнадцать назад, но сохранила за собой звание советника. Кстати, именно это значится на ее визитках: «М.-А. Руссель. Советник».