– Здравствуйте, – начала с фальшивой приветливостью. – Я Евочкина мама…
– Здрасте, – хмуро кивнул Виктор и перевел удивленный взгляд на Еву.
Она же, улыбаясь совсем глупой счастливой улыбкой, пожала плечами, словно и представить не могла, откуда взялась в их квартире ее мать. Виктор снял Евины руки со своей шеи.
– Надеюсь, недолго? – спросил тихо у Евочки, но Маша, конечно, услышала. А у дочери сразу сделался испуганный вид, она мелко закивала.
– Конечно, мы давно сидим… Не ждала тебя так рано… – зачастила, словно оправдываясь. – Мама скоро уйдет…
«Несчастная», – подумала Маша и, выдавив подобие улыбки, поспешила сообщить:
– Я уже, в общем-то, собиралась.
– Да зачем же? – вскользь и не глядя на Марию возразило дочкино божество. – Сидите… раз пришли… – Не оглядываясь, он протопал в комнату.
«Ишь ты, не угодили… – с ненавистью думала Мария. – Руслан… копия, та самая порода. Бедная моя Евка…» А дочка, оторвав тоскливый взгляд от закрывшейся за возлюбленным двери, растерянно посмотрела на мать.
– Что ж, Евочка, пойду я, – со вздохом сказала Маша, начиная обуваться. – Разбери там продукты, чтоб не испортились.
– Мам, ты не обижайся, – заблеяла дочка. – Витя так устает… Ну хочешь, я сама к тебе как-нибудь приду?
– Конечно, хочу, – грустно отвечала мать. – Ты, главное, постарайся быть счастливой, дочка. Я-то что! Лишь бы тебе хорошо было.
– Спасибо, мамочка. – Ева обняла Марию и поспешила выставить ее за дверь, оставив в одиночестве дожидаться лифта. Маша потопталась секунду-другую и, махнув рукой, заковыляла вниз пешком, глотая слезы.
Ева все не ехала, и Мария совсем приуныла. «Что же делать… что делать… – бормотала по дороге на работу после бессонной, полной бесплодных раздумий ночи. В городской черте электричка шла медленно, Маша всматривалась в заоконные пейзажи, то ли ища подсказки, то ли просто пытаясь отвлечься. – Какая скотина! Счастье украл! И у меня, и у бедной Евки», – словно ходя по кругу, автоматически думала, не в силах избавиться от навязчивых мыслей. Небо на сей раз было мутным и малоинтересным. Она вяло рассматривала много раз виденное. Мимо проплыл знакомый маленький дворик, задавленный сгрудившимися с трех сторон домиками. Посредине на небольшом пьедестале стоял задержавшийся здесь с советских времен крашенный серебряной краской гипсовый Ленин, взмахом руки указывающий в сторону снующих мимо поездов. Ленин был малюсенький, но уверенно тянулся вверх на своем постаментике, энергично выбросив твердую приоткрытую ладонь, словно выкладывая какой-то новый, непобиваемый аргумент. «Что же ты этим хочешь сказать мне, разлюбленный вождь? – мрачно глядя на крошечного бодрого Ильича, силилась разгадать его знаки Маша. – Я тоже брошенная, меня всегда бросали, и у меня уже нет сил бодриться».