Познакомились мы у входа в наш районный кинотеатр «Максим», году в 89-м. В кинотеатре в тот день давали «Кинг Конг жив!». Народу было на нём немерено — Америка, Hollywood, «запретный плод». Совок пёрся с этого по полной. Мы с Бекой были вообще-то знакомы, но как-то заочно, а тут объединились общей проблемой, «впиской», как стали говорить позже. Ему было тогда семнадцать, что ли, лет, супротив моих четырнадцати. Билетов не было аксиоматически, денег тоже, но было испепеляющее, неудержимое и необузданное желание попасть внутрь.
Типовые кинотеатры, как наш «Максим», который некогда был первый и экспериментальный, строились по всей стране, знаете, такие комоды со стеклянным выносом вперёд. Отрыжка конструктивизма в постмодерн. Схемы «прохода» в них тоже были типовые: пройти по билету одному и открыть засов на двери выхода для остальных, залезть с тыла в окно или уболтать бабок билетёрш, сделав бровки домиком. Но на «Кинг Конге» был такой переаншлаг по всей стране, что власти стреманулись массовых беспорядков и выделили наряды ментов для охраны кинотеатров, это сильно усложняло дело проникновения внутрь.
Беккер перед каждым сеансом заправлялся самодельной брагой. Варил он её дома и выдерживал в подвале в украденном алюминиевом бидоне. После десятки поварёшек в нём появлялось нечто похожее на опьянение, Дима как будто веселел, его начинало тянуть на приключения и подвиги. Несколько раз он был оторван добровольными дружинниками от окон второго и третьего этажей кинотеатра, в которые пытался влезть. Потом он пытался пробиться через бабок, как через блокпост, укреплённый ментами:
— У меня там мама! Билеты у неё! Ну пустите, ну пустите, пожааалуйста, ну пустииииите! — Не вышло.
Потом пытался ломать дверь выхода, но она огромная, на гигантском засове внутри, опять не вышло. Дима взбесился и, после того как его вышвырнули очередной раз из парадного входа, остервенел и пошёл на принцип. Зря они его довели, в невминозе Дима был страшен. Его молнией осенило гениальное в своей простоте и безумии решение. Он разбежался метров с пятнадцати и, аки муха туалетная, уебался со всей дури в огромное лицевое витринное стекло кинотеатра. Пробив первый слой стекла, Дима уже в падении уебался на остаточной инерции во второй такой же, установленный сантиметров через пятьдесят, по ГОСТу. Пробив и его, под грохот бьющихся осколков, он, весь в кровище, кубарем ввалился в импровизированный ботанический сад фойе кинотеатра, сразу опрокинув несколько керамических композиций с кактусами, пальмами и тропическими папоротниками. Стекло огромное, размером три на пять метров и с палец толщиной, рухнуло вниз десятком гильотин, многие из которых могли бы отрубить Диме голову или, при удачном раскладе, показать нам всего Диму или какую-то его часть в разрезе. Наверное, к счастью, отрубило Диме только круглый кусок скулы на лице, который упал на пол ботанического сада и который Дима мгновенно поднял и без комплексов приклеил на место.