Дождь кончился. Ярко освещенные автобусы, проносившиеся мимо них, подпрыгивая на ухабах, были пусты. Темно-синее вечернее небо наливалось ночной темнотой, но жара не спала, потому что в Панама-Сити она никогда не спадает. Здесь всегда стоит жара — влажная или сухая. И всегда стоит шум: уличного движения, отбойных молотков, собираемых или разбираемых строительных лесов, самолетов, кондиционеров, музыки, бульдозеров, вертолетов и — если вам крупно повезет — птиц. Оснард держал в руке сложенный зонт. Пендель, несмотря на снедавшую его тревогу, был невооружен. Вообще собственные ощущения вдруг стали для него загадкой. Его только что испытали, а человек после испытаний становится мудрее и сильнее. Но для чего его испытывали? И стал ли он мудрее и сильнее? И если прошел через испытания и выжил, почему не стал чувствовать себя в безопасности? Тем не менее он был рад вновь окунуться в знакомую атмосферу.
— Пятьдесят тысяч баксов! — крикнул он Оснарду, отпирая машину.
— За что?
— Чтоб перекрасить вручную эти автобусы! Они нанимают настоящих художников! И на это уходит целых два года!
На самом деле Пендель этого не знал. Ляпнул наобум — всего лишь ради самоутверждения. Усевшись за руль, он с досадой вспомнил, что цифра была совсем другая, около пятнадцати тысяч, а срок составлял вовсе не два года, а два месяца.
— Хотите, я поведу? — спросил Оснард, оглядев дорогу.
Но Пендель вновь был сам себе хозяином. Всего лишь десять минут тому назад казалось, что свободы ему уже никогда не видать. Теперь же он сидел за рулем собственного автомобиля, пусть даже рядом со своим тюремщиком, и на нем был нарядный дымно-голубой костюм, а не вонючая роба из грубого джута с фамилией «Пендель» на кармашке.
— И никаких ловушек? — осведомился Оснард.
Пендель не понял.
— Ну, людей, которых бы там не хотелось вам встретить. Кредиторов, мужей жен, которых вы трахали, в этом роде?
— Я никому ничего не должен, кроме банка, Энди. И этим, вторым делом тоже никогда не занимался. А если б и занимался, это никогда не дошло бы до ушей моих клиентов, поскольку сами знаете, каковы они, эти латинские джентльмены. Наверное, считают меня каплуном или «голубым». — И он громко, за двоих, расхохотался, а Оснард наблюдал за дорогой через боковые зеркала. — Откуда вы, Энди? Где ваш дом? Похоже, отец сыграл важную роль в вашей жизни, если он, конечно, не вымысел. Он действительно был так знаменит? Уверен, что да.
— Он был врачом, — не раздумывая, выпалил Оснард.
— Каким именно? Выдающимся хирургом, делал сложные операции на мозге? Специалистом по легочным или сердечным заболеваниям?