— Дело в том, Энди, что Рафи один из них. И если уж откровенно, одна из ведущих фигур.
— Ведущих в чем?
— В рядах молчаливой оппозиции. Среди ребят Мики. Среди тех, кто ждет своего часа, так я их называю. Рафи, он ведь тоже битцер.
— Кто?
— Битцер, Энди. Такой же, как Марта. И я. Полукровка, только в его случае полуиндеец. В Панаме нет расовой дискриминации, но здесь не слишком привечают цветных, особенно вновь прибывших, и чем выше стоит человек на социальной лестнице, тем больше кривит лицо и морщит нос. Я называю это горной болезнью.
Он только что выдал новенькую свеженькую шутку и намеревался включить ее в свой постоянный репертуар, но Оснард, похоже, пропустил ее мимо ушей. А если и не пропустил, то не счел смешной. И лицо у него при этом было такое… Пендель долго не мог подобрать сравнения, но потом нашел: Оснард скорее предпочел бы увидеть публичную казнь.
— Оплата по результатам, — сказал Оснард. — Договорились? — Он втянул голову в плечи, отчего голос звучал приглушенно.
— Того же принципа я придерживался всегда, Энди, с первого же дня, как открыл свое заведение, — поспешно ответил Пендель, одновременно пытаясь вспомнить, когда он сам платил кому-либо по результатам.
И почувствовал, как закружилась у него голова — наверное, от выпивки и ощущения некой нереальности. Он хотел было добавить, что того же принципа придерживался и покойный Артур Брейтвейт, но вовремя спохватился, вернулся на грешную землю. И подумал, что трепа на сегодня достаточно и что истинный артист должен ограничивать себя, пусть даже ему и кажется, что он способен продолжать всю ночь в том же духе.
— В наши дни уже никто не стыдится коммерческих мотивов. Единственная штука, которая заставляет мир вертеться.
— Совершенно согласен с вами, Энди, — заметил Пендель и догадался, что Оснард тем самым хочет подчеркнуть прискорбное состояние дел в Англии.
Оснард оглядел зал, словно хотел еще раз убедиться, что их никто не подслушивает. И, возможно, вид людей за соседними столиками, ведущих интимные разговоры, насторожил, поскольку лицо у него точно окаменело и приобрело такое выражение, что Пенделю стало не по себе, а в голосе, хоть и приглушенном, послышались стальные нотки.
— Рамон держит вас за горло. Если не вернете ему долг, вам конец. Если все же вернете, то останетесь с рекой без воды и рисовой фермой, на которой нельзя вырастить рис. Не говоря уже о скандале, который закатит Луиза.
— Не стану отрицать, Энди, это страшно меня беспокоит. Уже несколько недель кусок в рот не идет.
— Знаете, кто хозяин плантации по соседству?