— Я бы не сказал, — миролюбиво возразил Корнаков. — Действительно, я новичок в «Молодой России», действительно, из руководства я знаю только генерала Насонова, действительно, я хотел услышать сегодня от представителей партии о перспективах, методах и идейной направленности нашей работы. Вроде и не особо наврали бы по этому плану. Но… Я сегодня увидел вас, молодых, и понял: любая преднамеренность, любая искусственность, любое, даже легкое, педалирование здесь, перед вами, будет выглядеть фальшивым спектаклем. Я ознакомился с разработанной хорошими головами программой «Молодой России». Дай нам Бог воплотить ее в жизнь. Мы надеемся сделать это с вашей помощью.
— Теперь с другой стороны загруз идет, — не унимался тенор.
— Молчать! — разнесся над полем офицерский рык Корнакова. И был рык столь впечатляющ, что замолк не только тенор. Замолкли даже перманентно журчавшие девицы. Подержав паузу, полковник снова заговорил: — У меня маленькая надежда, что среди вас есть те, кто служил под моим командованием. Солдаты, ко мне!
Сквозь толпу двинулся один человек. Сначала он продирался сквозь плотные ряды, потом ему устроили проход к сцене.
— Острецов, кажется? — неуверенно полуузнал его Корнаков.
— Так точно, товарищ полковник, — подходя, доложился Острецов.
— Ты один?
— С Груниным договорились, но он не успел. В рейсе.
— Лезь сюда, — приказал полковник, и Острецов безропотно взобрался на помост. Корнаков обнял его за плечи и спросил:
— Я тебе когда-нибудь врал, Острецов?
— Как можно, товарищ полковник! — даже обиделся Острецов.
— Я хоть раз обманул полк, в котором мы служили?
— Быть этого не могло!
— Я могу наврать этим людям? — Корнаков кивком указал на поле.
— Никогда, товарищ полковник.
— Скажи им об этом.
— Стесняюсь я говорить. Да они и так все поняли, — пробормотал Острецов и вдруг ясным голосом спросил: — А можно я тонконогому фрею, который про загруз, хрюкальник начищу?
Хохотали на поле, смеялись на сцене. Степан Евсеев пошептал в ухо улыбавшемуся Гордееву:
— Это тебе не политшоу, поставленное по сценарию интеллектуала-имиджмейкера в узеньких очочках. Эта штука посильнее «Фауста» Гете.
Острецов попытался было смотаться, но был остановлен распоряжением старшего по званию:
— Со мной здесь постоишь. Все-таки родная душа рядом будет. — И добавил, вспомнив о своем попутчике: — И Костю Ларцева позови, он тоже из сочувствующих. Ты помнишь бывшего футболиста, Острецов?
— А то!
— Ларцев, давай-ка к нам, — вышел наконец из ступора генерал. — И без разговоров.
— А надо? — осведомился Константин.