Выждав положенное, телевизионный репортер (он само собой определился как главный) для порядка глянул на часы и решил:
— Пошли!
Майор сидел в дежурной части на кресле, специально вынесенном из его кабинета. Сидел развалясь и щерился, как сытый волк. Когда наконец закрылась дверь, похвастался журналистской братии:
— Я его все-таки прихватил с поличным, пацаны.
Репортер выдвинулся вперед и выдвинул микрофон:
— Кого? Маркова?
— Какого, в задницу, Маркова! — восторженно обиделся майор. — Гарика Пузанова! Пофартило так пофартило! Притонодержательство, подпольные азартные игры, беспатентная торговля спиртным. Если не восемь, то пятерку я ему намотаю наверняка. Вся московская уголовка его пасла — и ничего. А я взял. Я везучий, ребята!
— А Марков? — настаивал репортер. Остальные не мешали ему: понимали — он сейчас о самом главном и самом важном.
— Какой еще Марков? — тупо и уже без энтузиазма повторился майор.
— Среди задержанных вами в гомосексуальном притоне лидер общественного движения «Патриот» — Марков.
— Иди ты! — возбужденно ахнул майор.
— И что вы можете сказать по этому поводу? — нажимал репортер, садистски ожидая неминуемого простодушного милицейского афоризма.
И добился своего. Майор двумя пальцами подергал себя за нос, одним пальцем почесал щеку и выдал:
— Какой он патриот, если он пидар!
…Не в криминальной хронике, не в «Дежурной части», не в «Дежурном патруле» — сюжет репортера прошел в основных новостях. На экране был выход, была тщетная попытка спрятаться, был поцелуй. Прозвучали и нежные слова ласкового партнера. А начинался репортаж обыденными словами: прошедшей ночью милицейской бригадой был ликвидирован тайный гомосексуальный притон. Среди задержанных посетителей притона оказался лидер движения «Патриот», возможный кандидат в президенты на очередных выборах Игорь Марков.
А молодежная газета осветила это событие с присущей ей прямотой. Четверть первой полосы занимала фотография, на которой напудренный Ленский тянулся черными губами к щеке пидара. А шапкой послужило бессмертное «мо» милицейского майора:
«Какой он патриот, если он пидар!»
Трое молча сидели в замызганной комнатенке, которую предоставил им начальник Хамовнического РЭУ, верный адепт движения. Молодой, прямой, как гвоздь, генерал в штатском пиджаке, который был на этих плечах чужим, нервный тридцатипятилетний интеллигент в вольном московском прикиде — джинсы, маечка под горло, клетчатая куртка-рубаха, и Игорь Тимофеевич Марков — при полном параде. Его сухое и острое лицо, лицо просто-таки Савонаролы, ничего не выражало. Это лицо ожидало и выжидало.