Скоро ослабевший, но довольный Вася лежал на диван-кровати и с бледной улыбкой поглаживал живот. Потом погладил Колесо.
«Мару, ну как? Спицы все еще гудят?»
«Дело не в спицах…»
«А в чем?»
«Так, вообще…» — в тоне Колеса явно слышалась меланхолия.
«Что-то случилось?»
«Ничего не случилось… А эта… Мика… она скоро опять появится, да?»
Вася сжал губы и рывком сел (в животе вновь подозрительно булькнуло). Поставил Колесо на колени. Видимо, пришло время решительного разговора.
«Слушай! Да, я подружился с девочкой Микой. Ну и что? Разве нашей дружбе это мешает? Они же совсем разные, эти две дружбы!»
«А я ничего и не говорю…»
«Ты не говоришь… но ты ведешь себя, как ревнивая барышня.»
«Выбирай выражения», — отозвалось Колесо тоном, очень похожим на мамин. Задергалось и уковыляло с Васиных колен за подушку. Вася дотянулся до него.
«Я выбираю. Чего ты… так… Вот если бы у тебя был еще один друг, разве я стал бы обижаться?»
«А не стал бы?»
«Ты спятило, что ли?! Конечно нет! Никогда в жизни… Если бы это было другое колесо…»
«А если… не совсем колесо?»
«А кто?» — Вася изо всех сил постарался спрятать опасливую нотку.
«Помнишь, я говорил про репродуктор?»
«Помню, конечно! Только… он же потерялся»,
«Он нашелся. Я нынче с ним опять установил связь. Когда ехал по рельсу. Рельс-то длиннющий, железный, и, наверно, сработал, как антенна. Я услышал, как репродуктор зовет меня…»
«А почему я не слышал?»
«Потому что мысли у тебя были о другом. К тому же, сигнал Гуревича был тихий, издалека».
«Чей сигнал?»
«Репродуктора. Имя у него такое — „Гуревич“. Он сам его себе присвоил…»
«Почему?»
«Ну почему, почему… Кому охота жить без имени? Сперва он хотел назвать себя Левитаном, был такой очень известный диктор во время давней войны…»
«Я знаю. А почему не назвал?»
«Постеснялся. Говорит, слишком знаменито. А на городском радио был диктор Гуревич. Ну и вот…»
«А где теперь этот Гуревич? Не диктор, а репродуктор…»
«Там же, где и был. На чердаке. Он спрятан в очень дальнем углу, его не заметили, когда выкидывали другие вещи… Ты можешь слазить и достать?»
«Конечно! Только… давай завтра, ладно? А то послушай, какой у меня опять концерт в кишках.»
Колесо послушало.
«М-да, — сказало оно папиным тоном. — Ладно, давай завтра».