В двадцать четыре года Шевченко обрел свободу и показал свой талант не только в живописи, но еще больше в поэзии — и в 1840 году напечатал первый сборник “Кобзарь”. Кобзарь (странствующий певец) станет его вторым именем для последующих поколений. Издали сборник в Петербурге, однако по-украински. Почему же Тарас, которого увезли с родины ребенком, который сложился как личность, художник и поэт на берегах Невы, не избрал тот язык, что слышал на столичных улицах, в мастерских и салонах?
Среди явных причин — влияние на него в Петербурге земляков, которые помогли ему получить волю. Одним из них был уроженец Полтавской губернии Евгений Гребинка. В год знакомства с Шевченко он как раз трудился над украинским переводом “Полтавы” Пушкина. Гребинка твердо верил в то, что украинцы должны иметь собственную литературу, включая и переводную. В 1847 году автор “Кобзаря” объяснил причины выбора языка в предисловии к новому изданию того же сборника:
Великая тоска одолела душу мою. Слышу, а иногда и читаю: ляхи печатают, чехи, сербы, болгары, черногоры, москали — все печатают, а у нас ни гугу, будто у всех язык отнялся. Что ж вы так, братия моя? Может, испугались нашествия иноплеменных журналистов? Не бойтесь, собака лает, а ветер носит ‹…› А на москалей не оглядывайтесь, пусть они себе пишут по-своему, а мы по-своему. У них народ и слово, и у нас народ и слово. А чье лучше, пусть судят люди[25].
Особенно Шевченко расстраивал Николай Гоголь, уроженец бывшей Гетманщины и основоположник современной русской прозы, пусть даже и корифей украинской темы. “Они ссылаются на Гоголя, что он пишет не по-своему, а по-московскому, или на Вальтера Скотта, что и тот не по-своему писал”, — сетовал поэт. Его такие параллели не убеждали. “Почему В. С. Караджич, Шафарик и иные не постриглись в немцы (им бы удобнее было), а остались славянами, подлинными сынами матерей своих, и славу добрую стяжали? — приводил он в пример отцов сербского и словацкого культурного возрождения. — Горе нам! Но, братия, не предавайтесь унынию, а молитесь Богу и работайте разумно, во имя матери нашей Украины бесталанной”.
Авторство программного документа Кирилло-Мефодиевского общества, “Книги бытия украинского народа”, принадлежит Костомарову. Вдохновила его среди прочего “Книга польского народа и польского пилигримства” Мицкевича, где тот представил историю своей отчизны как хронику мытарств “Христа народов”. Польский поэт утверждал, что его нация воскреснет и спасет все порабощенные нации. Костомаров же отвел эту роль Украине — ее казацкое происхождение гарантировало демократичность и эгалитарность. Украинцы не знали ни царей, как русские, ни магнатов, как поляки. Члены Кирилло-Мефодиевского общества гордились былой славой украинского казачества, желали отмены крепостного права и выступали за преобразование Восточной Европы в федерацию славянских республик-сестер, в том числе Украины.