В руководстве КП(б)У сложилась группа национал-коммунистов, адептов революции как пути избавления нерусских этносов от социального и национального гнета. Они доказывали, что преодолеть противоречия между пролетарским городом и мелкобуржуазным селом партия сможет лишь тогда, когда примет язык и культуру большинства населения — украинские язык и культуру. Коммунистическая идеология плохо приживалась вне города, поэтому крестьянская масса в тот период казалась партии главной проблемой, что подтверждал опыт Гражданской войны. Украинские национал-коммунисты предлагали метод, как будто заимствованный у византийских проповедников христианства тысячелетней давности, — использовать местные язык и культуру для насаждения новой веры, на этот раз коммунистической. Восточноримский подход торжествовал над западноримским, который видел в латыни “язык межнационального общения” для всех истинно верующих. Национал-коммунисты сумели передвинуть генеральную линию партии в национальном вопросе. Но утверждение этой линии было делом далеко не простым.
Самое упорное сопротивление оказывали члены той же КП(б)У, по большей части неукраинцы. В одном докладе утверждалось, что лишь 18 % партийцев на гражданской службе могли похвастать приличным знанием украинского (при 44 % служащих вообще). Народный комиссар просвещения Александр Шумский и другие лидеры национал-коммунистов требовали настойчивее проводить украинизацию. Шумский был намерен заменить на посту генсека КП(б)У близкого к Сталину уроженца Киевщины Лазаря Кагановича — русскоязычного еврея — на Власа Чубаря, председателя Совнаркома УССР. Шумский же склонял Москву и к пропаганде украинского языка среди городского пролетариата. Эта политика до тех пор распространялась только на этнических украинцев, не затрагивая русских и представителей других народов, для которых в республике предусмотрели собственные программы коренизации. Большевики не хотели раздражать русский или глубоко русифицированный рабочий класс языковой политикой, которую тот воспринял бы в штыки. Шумский предлагал изменить эту политику, но переоценил свои возможности.
Сталин отказался смещать Кагановича — время, мол, еще не пришло. Он упорствовал, даже притом что крайне нуждался в голосах украинской парторганизации, самой многочисленной в Советском Союзе, для борьбы за верховную власть после смерти Ленина в 1924 году. Никаких уступок не добились от него и относительно украинизации пролетариата. В апреле 1926 года Сталин писал Кагановичу и другим членам ЦК КП(б)У: “Можно и нужно украинизировать, соблюдая при этом известный темп, наши партийный, государственный и иные аппараты, обслуживающие население. Но нельзя украинизировать сверху пролетариат. Нельзя заставить русские рабочие массы отказаться от русского языка и русской культуры и признать своей культурой и своим языком украинский”. Особенно резкое неприятие генсека ЦК ВКП(б) вызвала идея отдаления украинской культуры от русской, в которой он винил украинского автора Миколу Хвылевого, русского по происхождению (настоящее имя — Николай Фитилёв). Сталин продолжал: “В то время как западноевропейские пролетарии и их коммунистические партии полны симпатий к «Москве», к этой цитадели международного революционного движения и ленинизма, в то время как западноевропейские пролетарии с восхищением смотрят на знамя, развевающееся в Москве, украинский коммунист Хвилевой не имеет сказать в пользу «Москвы» ничего другого, кроме как призвать украинских деятелей бежать от «Москвы» как можно скорее”.