Сталин решил перехватить инициативу у национал-коммунистов и велел своему протеже Кагановичу резко форсировать уже принятую программу украинизации и таким образом ответить на жалобы Шумского о ее пробуксовке. Каганович так и поступил. Политика, проводимая до 1926 года из-под палки, стала намного более последовательной и эффективной. В 1927 году Каганович даже сумел выступить по-украински с отчетным докладом на партийном съезде. Он перестал бояться крутых мер и в образовании и культурно-просветительской работе. В 1928 году Кагановича перевели в Москву, но его курс продолжал преемник — Станислав Косиор, этнический поляк. Согласно официальным данным, преподавание на украинском в вузах выросло с 33 % в 1926–1927 учебном году до 58 % в 1928–1929-м. Доля украиноязычных газет в УССР подскочила с 30 % в 1926 году до 92 % в 1932-м.
Становым хребтом коренизации в УССР была украинизация, но одними лишь этническими украинцами эта политика не ограничивалась. В стране создавали многочисленные национальные районы: русские, немецкие, болгарские, еврейские, греческие и один польский. Издательства выпускали книги на языках народов УССР, детей в школах учили на их родном языке. Однако коренизация затронула главным образом село. В городах этнические меньшинства русифицировались еще легче украинцев. В 1926 году в Харькове только 41 % евреев назвал родным свой этнический язык (в их случае — идиш), при 62 % украинцев. Среди еврейских интеллектуалов кое-кто в свете новых веяний выбирал украинский — например, Григорий Кернер (Грицько Кернеренко), уроженец Гуляйполя, — но большинство выбирало русский. Многие уехали в Москву и Ленинград — и сделали там блистательную карьеру. Так поступили Илья Ильф (Файнзильбер) и Василий Гроссман, уроженцы Одессы и Бердичева.
Ставку на украинизацию генсек делал прежде всего из тактических соображений, поэтому заигрывание с меньшинствами не могло продлиться долго. В конце 1920-х годов партия решила, что выживание Советского Союза зависит от хорошего отношения к режиму самого многочисленного этноса — русских. Стремление украинцев к развитию целиком самостоятельной культуры теперь шло вразрез с приоритетами большевиков.
В 1929 году ОГПУ арестовало множество представителей украинской интеллигенции, которых сделали обвиняемыми на одном из первых показательных судилищ в СССР. Процесс так называемого “Союза освобождения Украины”, выдуманного самими же чекистами, провели в Харькове. Прокуроры утверждали, что арестованные составили заговор с эмигрантами-петлюровцами и польскими властями, чтобы поднять восстание и образовать на территории УССР независимое государство. Главой заговорщиков назначили Сергея Ефремова, бывшего заместителя председателя Центральной Рады и вице-президента Всеукраинской академии наук, а также Владимира Чехивского, бывшего премьер-министра УНР. Последний к тому же играл важную роль в Украинской автокефальной православной церкви, независимой от Русской. Чекисты обвинили ее в соучастии в заговоре. Каким бы фантастическим ни было предъявленное обвинение, суд вынес 15 смертных приговоров. Еще 192 человека приговорили к различным срокам заключения и 87 — к ссылке. Процесс СВУ нанес удар по тем самым интеллигентским кругам, на которых держалась украинизация. Москва меняла курс и сигнализировала, что гонения на русский шовинизм, который представлялся в предыдущем десятилетии основным врагом режима, уходили в прошлое. Теперь под прицелом оказался периферийный национализм. Украинские национал-коммунисты, включая Миколу Скрыпника, нового наркома просвещения, пытались повлиять на Кремль и убедить вождя устроить показательный суд над российскими “великодержавными шовинистами”. Сталин их не послушал.