Естественно, новая власть претила украинцам, и они стали искать ту идеологию, которая выражала бы их потребности. В Буджаке хорошо прививался коммунизм, Буковина же стала благодатной почвой для роста национализма. Национал-демократическая партия, самое крупное объединение украинцев Буковины, старалась изо всех сил защитить в парламенте своих избирателей и содействовать развитию культурных организаций. В конце 1920-х годов она добилась некоторых успехов, но нейтрализовать государственную политику не могла. Это расчистило путь для более радикальных сил, в том числе ОУН — ее первая ячейка на Буковине возникла в 1934 году. Националисты, как правило студенты, вскоре повели пропаганду и в Марамуреше, и в Бессарабии. Их газета “Свобода” имела 7 тысяч подписчиков, пока власти не закрыли ее в 1937 году. Репрессии против националистов вынудили их уйти в подполье, где они и пережили без особых потерь начало Второй мировой войны.
В 1920-е и в начале 1930-х годов коммунисты обогнали националистов при пересечении еще одной европейской границы — чехословацкой. Распад империи Габсбургов застал врасплох в Закарпатье около полумиллиона восточных славян, которые еще не решили, кто же они: русские, украинцы или русины, отдельный этнос. Перед ними стоял тот же выбор, что перед коренными жителями Галичины во второй половине XIX века, — однако в Закарпатье формирование нации шло намного медленнее и труднее. В 1919 году эта земля добровольно присоединилась к недавно образованной Чехословакии, где получила название Подкарпатской Руси. Прага вначале не вмешивалась в ее национальные процессы, но в итоге поддержала формирование политически нейтральной русинской идентичности — немалый прогресс по сравнению с предыдущими столетиями, когда Венгрия проводила насильственную мадьяризацию славянских народов. Чехословакия стимулировала развитие закарпатской экономики, ведь регион оставался медвежьим углом и давал только 2 % промышленного производства страны. Тем не менее, подобно Польше и Румынии, новая власть назначала на административные должности главным образом не коренных жителей, а чехов и словаков, и поощряла колонизацию, щедро отводя землю переселенцам с запада.
Чехословакия оказалась единственным государством в межвоенной Восточной Европе, которое не только декларировало ценности либеральной демократии, но и придерживалось их на деле. Для Закарпатья это означало свободные выборы. Низкий уровень развития экономики, земельный голод на селе, нарастание социального напряжения привели к тому, что демократические свободы сыграли на руку коммунистам и другим крайне левым партиям: в 1924 году первые набрали на выборах 40 % голосов. Элиты Закарпатья погрязли в бесконечных распрях сторонников русской, украинской и русинской идентичности. Впрочем, русинская фракция была слабее двух других. Украинофильское общество “Просвіта” открыло на Закарпатье 96 читален, русофильское общество им. А. В. Духновича — 192. Православные священники держались пророссийской ориентации, а украинские националисты пытались переманить на свою сторону мадьяризованное грекокатолическое духовенство. Современная украинская идентичность преодолела Карпатские горы поздно, но в 1920-е годы уверенно набирала очки в регионе и связывала его жителей с украинцами по эту сторону Карпат в одну разношерстную, но единую нацию.