Шестнадцатого марта жители Крыма голосовали за воссоединение с Россией. Итоги организованного из Москвы референдума напомнили выборы советских времен, с явкой в 99 % и такой же поддержкой блока коммунистов и беспартийных. Теперь провозгласили, что за превращение Крыма в субъект Российской Федерации проголосовало 97 % пришедших на участки, в Севастополе же местные чиновники отчитались о явке в 123 %. Новая власть автономии оценила явку в 83 %, но Совет при президенте России по правам человека позднее опубликовал данные о том, что на деле она не достигла и 40 %. Восемнадцатого марта, через два дня, Владимир Путин призвал депутатов Госдумы исправить “историческую несправедливость” и принять в состав России Крым, о котором “забыли при оформлении распада СССР”.
Правительство Украины отрицало законность референдума, но не могло помешать его проведению. Турчинов отдал войскам приказ уйти с полуострова — война стала бы непозволительным риском для страны, взбудораженной революцией и разделенной отношением к ней. Армия Украины не имела военного опыта и с 1991 года сидела на голодном пайке, поэтому нечего было и думать о сопротивлении хорошо обученным и полноценно экипированным войскам России с их опытом долгой войны в Чечне и вторжения в Грузию в 2008 году. К тому же Киев едва успевал принимать меры против дестабилизации других регионов страны. Кремль потребовал федерализации Украины с предоставлением каждой области права ветировать международные договоры. Путин не ограничился Крымом — он хотел раз и навсегда преградить Украине путь в Европу, манипулируя элитами и населением юго-востока.
Откажись “братский народ” от подобного сценария федерализации, ему пришлось бы еще хуже — советники российского президента предлагали превратить юго-восток в новое буферное государство. В целиком зависимое от Москвы образование под именем Новороссия должны были войти Харьковская, Днепропетровская, Луганская и все области Украины с выходом к Черному и Азовскому морям. Таким образом, Россия получила бы сухопутные коридоры в Приднестровье и Крым. Проект выглядел довольно фантастично, поскольку в апреле 2014 года лишь 15 % жителей этих областей поддерживали такое развитие событий, а 70 % выступали против. Но юго-восток не представлял собой однородной массы. Пророссийские настроения выделяли Донбасс, где за присоединение к России высказались уже 30 % опрошенных. В то же время в Днепропетровской области их насчитывалось лишь 7 %.
Российские спецслужбы начали расшатывать Украину весной 2014 года на Донбассе, где экономические и социальные проблемы приобрели остроту, несвойственную прочим регионам. Часть “ржавого пояса” СССР и родина престарелых советских промышленных гигантов, Донбасс получал огромные дотации из Киева, прежде всего для поддержки нерентабельной добычи угля. Донецк, местная столица, оставался единственным крупным городом Украины, где доля русских превосходила украинцев (48 % против 46,5 %). Многие жители Донбасса с трудом отвыкали от прежней советской идеологии. Одним из ключевых символов их идентичности служили памятники Ленину, снесенные в ходе “революции достоинства” почти по всей Центральной Украине. Янукович и его люди пришли к власти за счет мобилизации населения юго-востока, педалирования его исторических, языковых и культурных различий с Центральной и особенно Западной Украиной. Партия регионов твердила, что Киев угрожает преобладанию русского языка на этой территории, а почитателям УПА не дает покоя память о Великой Отечественной войне. Языковые предпочтения и едва ли не противоположная оценка исторических событий и вправду создавали напряжение между двумя полюсами Украины, но политики, озабоченные только победой на выборах, делали из мухи слона. Такая близорукая тактика создала благоприятные условия для российской интервенции.