История превратила Украину в унитарное государство, разделенное множеством внутренних границ — отголосков давних культурных и политических разломов. Переход лесостепи в степь на Украине служит одновременно рубежом между преимущественно аграрными областями и областями промышленными и горнодобывающими, с центрами в городах-миллионниках. Фронтир западного и восточного христианства, достигнув в XVII–XVIII веках Днепра, отошел на Збруч и теперь напоминает о границе Российской и Австро-Венгерской империй до Первой мировой войны. В домене Габсбургов Галичина не похожа на Закарпатье, многовековое владение венгров, и Буковину, прежний удел Молдавского княжества. Среди бывших владений Романовых Волынь, польское воеводство в 1921–1939 годах, отличается от Подолья, которое в XX веке дольше других регионов пробыло под властью коммунистов. Есть различие между Правобережной Украиной, потерянной Речью Посполитой окончательно лишь в 1793 году, и Левобережьем — когда-то Гетманщиной. И тем более — между землями казацкими и колонизированными в XVIII–XIX веках под руководством Петербурга. Граница последних совпадает также с языковой. По одну сторону украинцы чаще говорят по-украински, по другую — предпочитают в быту русский.
На деле региональная пестрота Украины еще сложнее, чем при таком описании. Несхожи старые казацкие земли Гетманщины и Слободской Украины, а Николаевская область в Причерноморье заметно отличается от Крыма этническим составом населения, балансом языков и голосованием на выборах. Тем не менее, при всех различиях, украинские регионы предпочитают держаться заодно. Перечисленные выше линии, как бы они ни были резки в прошлом, теперь уже невозможно прочертить заново. Мы видим континуум — переливающийся спектр языковых, культурных, экономических и политических оттенков, которые образуют плавный переход с востока на запад, объединяя Украину в одно пространство. В действительности нет какого-либо четкого культурного рубежа между Крымским полуостровом и соседними областями юга Украины — или же Донбассом и областями непосредственно к западу. Ни в одном из исторических регионов не возникло серьезного сепаратизма, нигде элиты не мобилизовали массы в поддержку выхода из состава Украины. Конечно же, такая мобилизация произошла в Крыму и ДНР с ЛНР, но только вследствие аннексии либо интервенции из России.
А как же цивилизационные ценности? Символическое прощание с наследием СССР — снос полутысячи памятников Ленину за несколько недель — прошло революционной зимой 2013–2014 годов. А на востоке многие выступили против власти с оружием в руках для обороны старых советских идеалов. Но добровольцы и наемники из России принесли систему ценностей иного рода. Подобно своему герою Игорю Гиркину, они явились защитить Донбасс от Европы, утверждая там Русский мир. В их глазах Украина была полем битвы против гнилой либеральной демократии, прав и свобод личности — особенно прав сексуальных меньшинств — и за извечные духовные скрепы Руси. В такой картине мира умы местных жителей казались просто засоренными чужеземной пропагандой. Русским следовало указать им истину.