— Безобразие! — крикнул Черняков и, на ходу пристегивая сумку, выскочил из блиндажа.
— Наши захватили окоп! — подбежал к нему начальник штаба. — Только что звонили с эн-пэ!
— Кто разрешил? — крикнул Черняков. — Нельзя на полчаса оставить полк! Проверьте, все ли на местах... Комбаты, артиллеристы!
Лошадь, к счастью, была еще не расседлана, и Черняков помчался на наблюдательный пункт. Бой кипел уже вовсю.
— Пока держатся, — успокоил Чернякова Кожевников. Над траншеей, захваченной бойцами, взвились две яркие красные звездочки. Направление — длинный сарай. Не погасли первые ракеты, как туда же полетели еще.
— Огня просят, — сказал капитан Кравченко, командир полковой минометной батареи, длиннорукий, приземистый, с кавалерийской походкой офицер.
— Вижу: к длинному сараю накапливается противник, — коротко доложил по телефону Еремеев.
— Кравченко, дать по ним налет, — распорядился Черняков.
Пристрелочные мины легли хорошо, и батарея перешла на беглый огонь. Облако желтой пыли, поднятое разрывами тяжелых мин, заволокло сарай и лощину.
В ответ противник подверг артиллерийскому обстрелу окопы, занятые бойцами охранения. Клубы сизого дыма заволокли передний край. Наблюдать стало невозможно.
Нервы Чернякова были напряжены. Вести бой, к которому не готов, — нелегкая задача. К тому же столь непредвиденный оборот дела путал все его планы. Запас боеприпасов, накопленный им за несколько дней обороны для проведения хорошо организованной разведки боем, растрачивался, как он думал, впустую. Он был почти уверен, что бойцы будут выбиты из траншей и большая их часть поляжет в этой неравной схватке. Немцы могли беспрепятственно наращивать силы контратакующих подразделений, а он не имел возможности до ночи даже вынести раненых, которые, без сомнения, уже были.
— Вы сегодня видели Крутова? — спросил он Кожевникова.
Тот отрицательно покачал головой.
— Старший лейтенант ушел ночью и еще не возвращался, — сказал Зайков, крутившийся возле Кожевникова.
«Значит, Крутов там, — подумал Черняков. — Раз он с ними, дело не так уж безнадежно. Будем бороться». Правда, теперь к беспокойству за исход боя примешивалась тревога за человека, к которому как-то лежало сердце с давних пор.
День клонился к концу. Красноватый солнечный диск медленно опускался в рыжую пелену пыли и дыма, поднятую артиллерийской пальбой. Выстрелы орудий и минометов чередовались с разрывами мин и снарядов, и солнце, словно напуганное, спешило скрыться за высокие султаны вздыбленной земли.
Близкие удары сотрясали землю, и комья глины с шорохом скатывались с бруствера на дно траншеи. Мелкая сухая пыль носилась в воздухе, ровным белесым слоем оседала на волосах, одежде, снаряжении.